Форум » Согласия приемлющие священство » Жизнь в скиту » Ответить
Жизнь в скиту
Белов: Деревеньки той давно нет на карте. Старики ушли в мир иной много лет назад, их дети и внуки осели в больших городах. Несколько домов, в которых витает дух старинного крестьянского уклада, затерялись в такой глуши, что добраться до них стоит немалых сил. За эту труднодоступность деревенька полюбилась староверам. Ещё бы найти туда дорогу! Радушный приём Холодный ветер выдувает из-под одежды остатки тепла. Надеемся, что инок Алимпий не заставит себя долго ждать. И точно, вскоре он приезжает за нами, чтобы сопроводить в старообрядческий скит. Отец Алимпий (Вербицкий) – его основатель. Мы благодарим судьбу, что она послала нам встречу с открытыми, общительными староверами (хотя съемочную группу одной из центральных телекомпаний здесь не приняли). Против фотосъёмки и записи на диктофон никто не возражал. Напоили чаем, выставив чугунок с чечевичной кашей, кастрюлю варенных грибов. Мы тоже привезли гостинцы – сухофрукты, консервы домашнего приготовления, чай. Всё это было принято с благодарностью. Трапезничали в самом крепком доме. Два других на вид ужасны. Отшельникам пока не до жилья, все скромные средства идут на возведение бревенчатой церкви Архангела Михаила. Жизнь «в пустыне», вопреки распространённым представлениям, достаточно дорога, сетует отец Алимпий: цены на стройматериалы, продукты питания, любой наемный труд подскакивают вдвое. Мы заходим в его покои. Видим скромность и бедность обстановки. Дощатая кровать, такой же стол из досок. Зато много духовных книг. Самые толстые из них, в старинных переплетах с металлическими застежками, внушают благоговение. Под покрывалом – краски для иконописи. Отец Алимпий использует яичную темпуру. А возле печки кто? Огромное пушистое существо взирает на нас вопросительно. Это же сказочный кот-баюн! Лесные помощники Кот Василек сопровождал отца Алимпия с первых дней его иночества в мещерских лесах. Когда-то он был котом-барином, летал с хозяевами по заграницам, питался мышами из зоомагазина. Однако вскоре Василька преподнесли в дар, и ему пришлось привыкать к пустынножительству. Кот оказался не робкого десятка – стал охотиться на зайцев, нападал на змей. «Скоро он у вас на волка пойдет!» - смеемся с приятелем. Отец Алимпий поддерживает шутку. Кот-волкодав ему бы очень пригодился. Серые в этих местах частые гости, внушают ужас коню с забавным именем Погром. Длительное время конь был для инока единственным средством передвижения и связи с внешним миром. Отче пришел с рюкзаком в места под Тумой более десяти лет назад. Для отшельнической жизни искал место, наиболее отдаленное от населенных пунктов. Приглянулась небольшая поляна, подступы к которой завалило буреломом. Оказалось, в этом месте, вблизи сгоревшего дотла деревни Курша, в окружении топких болот, частенько проходит полосой смерч. Но это выяснилось позже. А тогда монах перетащил через завал свои нехитрые пожитки, вырыл землянку два на два с половиной метра и с молитвой провел в ней всю зиму. По весне принялся строить келью. Обнес её трехметровым забором, чтобы не перепрыгивали волки. В келье писал иконы, тем и жил. О монахе прознали в округе, стали наведываться в гости любопытные. Снабдили отшельника дизельным генератором, появилось электричество. Подарили велосипед. Но двухколесная машина в песчаной местности оказалась бесполезной. Использовал её в качестве тележки, чтобы возить из ближнего поселка мешки с картошкой. Наконец, появился в жизни монаха свой конь. - Крестьяне меня отговаривали: не бери коня, намучаешься, корма дорогие. Но это оказалось наилучшим решением проблемы. Конь везде пройдет, а в поселок выбраться иногда нужно было. Повозки у меня не было, восемь лет ездил верхом, - рассказывает отец Алимпий. Контакты с миром Раза два он прерывает нашу беседу в келье, отвечая на звонки по сотовому. Чтобы показать фотографии написанных икон, включает ноутбук. Для этого приходится выйти на улицу и запустить дизельный генератор. Впрочем, этими предметами набор технических средств и ограничивается. Разве что есть ещё газовая плита и механические часы. В современных условиях прерывать всяческие контакты с внешним миром совсем, наверно, и невозможно. - Мы не против техники, достижений цивилизации, - замечает инок. - Важно избегать агрессивной информационной среды. Из компьютера я возьму только то, что туда сам положу. А телевизор и Интернет навязывают ценности, чуждые христианину. Дело вовсе не в каком-то «25-м кадре». Когда человек становится частью какой-либо информационной среды, он вбирает в себя те установки, которые эту среду структурируют. Постепенно к монаху стали прибиваться духовные братья: одни приезжали погостить, другие просились в послушники. Трудности лесной отшельнической жизни выдерживают немногие, уходят. Обстоятельства потребовали оставить лесную келью и искать более просторного места для поселения. Брошенная деревня пришлась как нельзя кстати. Край нехоженый, дремучий, все те же болота, дикое зверье. За трапезой, помимо нас с товарищем, собралось пять гостей и послушников. Виктор приехал с Дальнего Востока. Он нахваливает наши гостинцы, хлопочет у плиты, подкладывает вареных грибков. Рассказывает о великой пользе умной молитвы. Пробует рассказать о себе, сбивается и бросает тему: «Было у меня в жизни большое несчастье…- замолкает. – Да нет же, наоборот – счастье! Не будь той беды, я бы к Господу не пришел!». Жизнь «До» и «После» В скиту отец Алимпий стремится соблюсти все требования к иноческому жительству, описанные в святоотеческой литературе ещё до раскола. Мало того, что никаких развлечений, так еще и не поспать вдоволь. Подъём в три часа ночи на молитву. После молитвы можно отдохнуть до семи утра. Затем – исполнение послушания, хозяйственные работы. Первый прием пищи – в 12 часов, второй и последний – в 17. Помимо руководства общиной, у инока Алимпия много другой работы. Он здесь, пожалуй, самый занятой человек. Пишет иконы, переводит книги и рукописи со старославянского и греческого. Исследует тексты древних книг иноческой традиции, составлявших ещё до раскола содержимое древних русских монастырей. Оригинальные тексты служат прямым руководством к монашеской жизни. Списки и копии делаются с книг, хранящихся в библиотеках МГУ, Третьяковской галереи, Академии наук, Русской национальной библиотеки и других. Кроме всего прочего, инок профессионально занимается книжной графикой. Спрашиваю, сколько ему лет. Простой вопрос вызывает затруднение. Дни рождения он не отмечает с 1988 года, когда принял схиму. С тех пор не получал вестей от родственников, ни с кем из них не переписывался. Не знает, жива ли мама. Последнее воспоминание о матери – это ее печаль о том, что сын твердо решил уйти в монахи. Такое решение зрело в нем с юности. Монашеский постриг принял от митрополита Алимпия, а наставником его был инок Арсений, человек необычной судьбы, фронтовик, бывший майор ВДВ. Старец строго придерживался правил и традиций монашеской жизни, ни на шаг от них не отступал. В свое время постигал их у костромских инокинь – отшельниц, у известной среди старообрядцев инокини Мамельфы, принявшей мучиническую смерть в лесу от разбойников. Жизнь, что была до пострига, вроде как больше и не существует. Нам, мирским людям, своего прошлого обычно жаль. Наша память ищет в нем какого-то зыбкого прибежища, и воспоминаниях мы находим тонкую сладость. Монах всегда живет настоящим. И жажда у него одна – Царствия Небесного. И все же отец Алимпий на секунду тоже поддался воспоминаниям. Вспомнил свое одиночество в келье посреди леса. Сейчас она стоит пустая. Иногда по какой-нибудь нужде схимник посещает эту келью, задумчиво ходит между хозяйственных построек, смотрит, где и что нужно подправить. Прощается, будто оставляет старого друга, с которым перенес немало духовных испытаний. Демонстрирует нам фотографии лесной кельи в контровом свете: два ярких окна и темный провал стен и пола. «Моя жизнь», - говорит задумчиво. Всё старое отошло, оно в темноте, остается лишь стремление к свету. На обратном пути мой провожатый, бывший лесничий, Владимир Дробышев вспоминает слова своей бабушки: «Володя, нет ничего тяжелее, чем ухаживать за больным и молиться Богу». Мы согласно киваем. Машину трясет по ухабам. Хочется домой, в тепло, в уют, к чашке чая с конфетами «Каракумы». Шоссе в ночную тьму, фары высвечивают впереди снежную круговерть. Где-то в лесу остался дом. В нем огонек лампады выхватывает из темноты лики святых. На полках покоятся старинные манускрипты. Кот Василек возле печки переворачивается с боку на бок. Наверное ему снятся серые зайцы. Дмитрий Соколов Журнал «РязаньCity», февраль 2008 г.
полная версия страницы