Форум » Книжница » Картофельные и холерные бунты. » Ответить
Картофельные и холерные бунты.
САП: [more]Егоров А. К. (Петрозаводск) Холерные и картофельные бунты первой половины XIX века как отражение религиозного мировоззрения русского крестьянства. В центре нашего внимания – влияние эсхатологических воззрений русских крестьян на оценку ими социальной действительности, которое ярко проявилось в таких крупных событиях социального протеста, как холерные бунты военных поселян в Новгородской губернии в 1831 году и картофельные бунты удельных и государственных крестьян на Урале и в Центральной России в 1830-1840-е гг. В качестве источников использованы как документы официального происхождения, донесения должностных лиц о народных настроениях и волнениях, так и источники личного происхождения – многочисленные воспоминания участников событий. Холерным и картофельным бунтам уделялось незаслуженно мало внимания в отечественной историографии. Еще в XIX веке издавались воспоминания об этих событиях, написанные очевидцами, а в 1930-е гг. появилось несколько работ, специально посвященных этой теме[1]. После этого бунты надолго оказываются вне поля зрения исследователей социального протеста в России. Традиционно считалось, что холерные и картофельные бунты были антикрепостническими волнениями народных масс, причинами которых были действия правительства. Военные поселяне бунтовали против введения карантинов, подозревая в намеренном отравлении чиновниками и лекарями простых людей. В случае с картофельными бунтами – крестьяне сопротивлялись насильственной посадке картофеля, бывшей составной частью реформ, проводимых в удельной и государственной деревне. Конечно, указанные обстоятельства могли стать причинами бунтов, однако нужно учитывать, что “не столько сама действительность управляла крестьянским поведением, сколько ее преломление через особенности крестьянского менталитета”[2]. Мировоззрение крестьян первой половины XIX в. было средневековым, религиозно ориентированным, что вообще характерно для мировоззрения феодальной эпохи[3]. Важной составной частью религиозного мировоззрения были эсхатологические представления, связанные с ожиданием Конца света[4]. Конец света для носителя такого мировоззрения – часть божественного плана, конечная победа Добра над Злом, Бога над Дьяволом. До этого момента в мире идет непрерывная борьба этих сил между собой. При этом эта борьба происходит не где-то “там”, в потустороннем мире, а “здесь”, в мире, где живут люди[5]. Согласно эсхатологическим представлениям, победе сил Добра будут предшествовать Последние времена и Пришествие Антихриста, который попытается установить свои порядки, власть Зла на земле. Наступление “последних времен” имеет свои признаки. Среди них – “умножение беззакония”, появление “предтечей” Антихриста, различные природные катаклизмы, голод и войны[6]. К таким признакам могла относиться в народном сознании и коренная ломка старого в поворотные этапы истории. Именно в это время эсхатологические ожидания обострялись, чем круче был поворот в истории, тем сильнее становилась уверенность в наступлении “последних времен”, воцарения Антихриста, гибели его царства и наступления царства справедливости[7]. В эсхатологическом плане традиционное народное сознание могло воспринимать и политику модернизации, проводимой властями, начиная с XVII века[8]. При этом каждое новое поколение “включало эсхатологическую идею в свое пространство и свое время”[9]. Эсхатологическая идея таким образом не была “абстрактной”, не имеющей отношения к повседневной жизни людей, для носителей средневекового сознания она была вполне конкретна и актуальна. Отчеты III Отделения показывают, что религиозный компонент в оценке народом социально-политической реальности играл немаловажную роль. События современности люди сравнивали с содержанием Священных текстов. “Бояре” и “господа” при этом ассоциировались народом с библейскими “злыми силами”, которые “клевещут на православный народ” царю[10]. Эсхатологические ожидания оказывали серьезное влияние на социальное поведение русских крестьян во время холерных и картофельных бунтов. Холерные бунты в военных поселениях летом 1831 г. представляли собой выступления крестьян, переведенных в разряд военных поселян, против офицеров и лекарей, которых подозревали в отравлении “простого народа”. Воспоминания очевидцев показывают, что народ воспринимал поселения и нововведения, с ними связанные, крайне негативно. При этом этот негативизм имел одну интересную особенность. Раскольники, которых в местах учреждения военных поселений жило немало, в этих мероприятиях видели знамение нарождения Антихриста, в их глазах граф Аракчеев являлся если не самим Антихристом, то его предтечей. При учреждении поселений людей отвлекали от посещения церквей, совершали там разные нововведения “не по-старинному”. Как пишет очевидец, “во всем этом видели дела антихриста, то есть, проще сказать, графа Аракчеева” [11]. Подобные толки особенно усилились во время падежа скота, случившегося непосредственно перед бунтами. Среди поселян “пошли разные нелепые толки о последних временах и знамениях антихриста” [12]. Нет сомнения, что поселяне видели в людях, претворявших идею военных поселений в жизнь, “слуг антихриста”. Как вспоминает П. Павлов, кантонист одной из поселенных рот Прусского полка, “старики считали, что эти образованные люди и есть служители антихриста, ибо они учены, да переучены до того, что забыли Бога”. Поселяне объявили виновными в своих бедах начальников, которые, по их мнению, и травили их [13]. Антихрист и его слуги могли отождествляться в народном сознании с представителями “правящего” слоя – “господами”, помещиками, чиновниками, врачами и учителями, всеми, кто не был похож по образу жизни на крестьян. Как отмечает Т. Б. Щепанская, в традиционном крестьянском обществе “незнакомцев вообще часто принимали за нечистую силу, достаточно было любого необычного признака в одежде и поведении” [14]. Так, в начале “холерного” лета 1831 года военные поселяне в Новгородской губернии приняли за поляков (антипольские настроения были прямо связаны с негативным восприятием восстания 1830-1831 гг. в Царстве Польском) или “господ”, представителей петербургской знати, которые выехали из города и “гуляли” по окрестностям; “народ принял их за окаянных иноверцев”. Как пишет очевидец, поселяне видели, что “эти господа не в военном платье, ну и принимают их за каких-то шпионов, немцев или поляков” [15]. Во время холерного бунта в Петербурге народ ловил людей, чья одежда отличалась от русского костюма и искал у них отраву [16]. Думается, что подобные представления не были случайными. Они являлись последствием все более увеличивающейся дистанции между образованными верхами и низами, носителями по сути еще архаического сознания с первобытными пережитками. Очень интересны описания погодных условий, современных бунтам, иллюстрирующие отношения крестьян к этим событиям как к “предзнаменованиям” ожидаемого Конца света. “Зима 1830-1831 года была очень холодная, - писал очевидец. - 26 декабря, около Новгорода, показывались на небе необыкновенные северные сияния, продолжавшиеся часа по три. Поселяне выходили из своих домов и, удивляясь небесному явлению, говорили между собой: ”Это не к добру; настали последние времена!””. Припоминали при этом и комету, бывшую в 1811 году” [17]. Лето 1831 год, якобы, было “необыкновенно знойное, повсюду стоял дым, реки высыхали, берега рек и озер покрылись дохлой рыбой и раками” [18]. “Весь июль 1831 года в Старой Руссе стояла удушливая жара, а воздухе носилась какая-то мгла, настолько застилавшая солнце, что оно, казавшееся огромным, красным шаром, не ослепляло глаз и даже в полдень можно было свободно смотреть на него” [19]. “В самой природе было что-то зловещее: был страшный зной, тяжело дышалось, пот градом катился с лица, во всем теле чувствовалась какая-то особенная слабость и изнеможение, мысли были расстроены. … Солнце было как бы в затмении: сквозь мглу и туман оно казалось раскаленным ядром с двумя кольцеобразными каймами” [20]. Средневековое мировоззрение воспринимает природные катаклизмы, голод, болезни и войны как признак наступления “последних времен”. Можно предположить, что реальные природные бедствия еще более обостряли эсхатологические ожидания простого народа. Как пишет очевидец событий, священник, люди говорили: “Судил Бог за грехи наши дожить нам до последних времен: везде мор, бунты…” [21]. Сознание военных поселян воспринимало мероприятия по введению военных поселений, природные аномалии и сопутствующую этому холеру как несомненные признаки пришествия антихриста. Его слуги – “господа”, травили ядом людей. Холерные “бунты” и стали выступлением народа против “господ”, слуг антихриста. Обратимся к другому эпизоду из истории народных волнений – к картофельным бунтам начала 1830-1840-х годов. Фактическое их содержание заключалось в том, что государственные крестьяне отказывались сеять картофель, учреждать запасные хлебные магазины, принимать новую форму (“кафтаны”), местных начальников и новые печати [22]. Они считали, что все вышеперечисленное – знак перехода из прежнего состояния в удел, в который, якобы, их продали местные начальники. “Удел” в сознании крестьян выражал “Министер”, в крепостную зависимость от которого крестьяне якобы и переходили[23]. Крестьяне считали, что их заставляют сеять картофель именно для “Министера”. В принципе, все это вполне может быть объяснением того, почему сопротивлялись крестьяне, однако на деле такое объяснение событий не будет полным. Еще в XVIII в. во времена Екатерины II старообрядцы говорили про картофель: “Яблоки эти – порождение дьявола!”. Во время одного из волнений XVIII века народ хотел побить священника, поддерживавшего посадку картофеля, называя его “работником сатаны и ангелов его”, говоря, что он “продался антихристу! Служит гадам его!”. После того, как этот бунт был подавлен войсками, люди говорили: “Ох, грехи наши тяжкие! Последние времена пришли, антихрист ходит по Рассее” [24]. Примечательно, что подозрения священников в службе “силам зла” разделяли и участники картофельных бунтов начала 1840-х гг. Тогда крестьяне нескольких деревень Пермской губернии считали, что священник их прихода, выступив против крестьян, тем самым перешел в “антихристову веру”, поэтому просили другого священника, чтобы тот “взял крестьян в свой приход”. Видимо, такие взгляды были распространены между бунтующими, поскольку во время подавления бунтов военные команды повсеместно освобождали из церквей священников, которые прятались там от расправы [25]. Во время волнений государственных крестьян в Вятской губернии в 1842 г. крестьяне “все были убеждены, что начальство заставляет сеять картофель, чтобы отдать их в господское владение, а затем перевести в другую веру” [26]. А в 1843 г. в Шадринском уезде Пермской губернии крестьяне прямо толковали о предстоящей “кончине мира” [27]. В 1835 г. удельные крестьяне в Вятской губернии отказались посадить картофель на общественной запашке, считая, что их “ведут под барина”. Крестьянки говорили: “Сперва обложили тяглами, потом собираются сеять лен и травы, там заставят сеять мак, собирать холсты, лен”. Раскольники же “выдумали”, что “картофель есть отрождение того заветного яблока, за которое лишился блаженства первоначальный человек, и что когда оно с проклятиями было брошено на землю, то от него родился картофель и, следовательно, семя сие есть антихристово” [28]. Особо интересен для выявления форм сакрального истолкования посадок картофеля следующий случай. В 1842 г. один из крестьян села Язвицы Волоколамского уезда Московской губернии распространял в окрестностях “нелепые” толки о греховном употреблении картофеля, называя его “идольским хлебом”. Расследование показало, что “причиной распространения нелепых слухов о греховном употреблении картофеля был крестьянин того села Семен Андреев, человек грамотный и не старообрядец, занимавшийся чтением священных книг и истолкованием Откровения Св. Иоанна” [29]. Последний сознался, что мысль о греховном употреблении картофеля была заимствована из читанной им рукописной тетради, находящейся у крестьянина казенной деревни Шалковой Рузского уезда Федора Яковлева, который достал ее где-то под Москвой, живя в работниках на фабрике. При обыске у Яковлева эта тетрадь была найдена [30]. Становой пристав Волоколамского уезда Натуччи, производивший следствие, переоделся в платье богомольца и из разговоров крестьян в селе Язвицы заключил, что между ними существует убеждение в наступлении “последних времен”, и что распространение посева картофеля есть предзнаменование скорого пришествия Антихриста [31]. Расследование показало, что в 1836 г. крестьянин деревни Шаловой Федор Яковлев, живя в Москве на фабрике купца Тюляева, списал у одного неизвестного ему фабричного тетрадь, которая называлась: “Книга греческая Златоструй, толкование от Апостолов Христовых о Антихристе како придет, родится и воцарится”. И тогда “небо будет и земля железно; небо не даст дождя, а земля плода, тогда исполнится пророчество Исайино: яко не пройдет облак дождевой всю вашу землю или роса оросила бы рощи ваши. Древа масличные увянут; море и реки иссохнут и рыбы в морях изомрут – и тогда Антихрист пошлет во все стороны верных христиан слуг своих во все места где бы ни был хлеб, собирати на каждую душу по пяти четвертей шевелей и на всех местах будут у магазинов приставники с печатию чувственною, с прописанием клейма тиранова” [32]. Во-первых, описание “климатических” признаков пришествия антихриста в этом тексте очень похоже на то, что говорят о погодных условиях 1831 г. источники по истории холерных бунтов в Новгородской губернии. Во-вторых, описываемый Антихрист очень похож на “Министера”, под власть которого боялись попасть государственные крестьяне во время картофельных бунтов 1830-1840-х гг., ведь именно по его приказанию, как они считали, вводятся запасные магазины и засевается картофель. Окружные, волостные и сельские начальники оказывались в роли “слуг антихриста” в “новых кафтанах” и с новыми печатями, которые есть “знаки антихриста”. Таким образом, посадка картофеля увязывалась народным сознанием с представлением о “кознях” антихриста и “последних временах”. То, что часть легенд распространялась раскольниками, отнюдь не значит, что эти представления разделялись только ими. Описанный нами случай в Московской губернии 1842 г. свидетельствует, что эти представления были характерны и для крестьян, принадлежащих к официальной церкви. Изложенная выше “язвицкая” легенда об Антихристе, сажающем картофель, показывает, что Антихрист выступает в сознании крестьян не как сверхъестественная сила, “метающая громы и молнии”, а как обыкновенный феодальный господин, устанавливающий свои, сугубо “земные” порядки. В случае с военными поселениями в роли Антихриста выступал граф Аракчеев, в случае с картофельными бунтами – “Министер”. Обыкновенные, “земные” отношения господства и подчинения при определенных условиях совпадали в сознании крестьян с отношениями “потустороннего” порядка. Холерные и картофельные бунты невозможно правильно понять, не включив их в контекст христианского эсхатологического мировоззрения, которое являлось одновременно и проекцией социального порядка. Социальное время в сознании русских крестьян – это еще и время приближающегося Конца света. Холерные и картофельные бунты имеют не социально-экономическую, а религиозно-эсхатологическую природу, тесно связанную с представлениями о “последних временах”. Во время этих бунтов крестьяне боролись не против “господ” - крепостников и эксплуататоров, а против “господ” - слуг дьявола, желающего установить в православной деревне свои порядки. http://www.newlocalhistory.com/inetconf/2006/?tezis=ic06egorov [/more]
Ответов - 0
полная версия страницы