Форум » Книжница » Грамотность в среде староверцев. » Ответить

Грамотность в среде староверцев.

САП: Машковцева В.В. Конфессиональная политика государства по отношению к просветительской деятельности старообрядцев во 2 пол. XIX – нач. ХХ вв. [more]Огромную роль в жизни русского старообрядчества играли его культурные центры: молитвенные дома, школы, типографии. Они выполняли религиозные, культурно-просветительские и интегра-ционные функции. Вокруг них консолидировалось старообрядчес-кое население той или иной местности. Благодаря наличию хра-мов староверы не только могли посещать богослужения и выполнять религиозные требы, но и имели возможность регулярно собираться и обсуждать важные для общины мирские вопросы. Старо-обрядческие школы позволяли поддерживать необходимый образо-вательный уровень молодёжи, а также служили мощным средством религиозного воспитания. Функционирование религиозных школ способствовало сохранению конфессиональной обособленности и изолированности, так как дети староверов общались, главным образом, лишь со своими сверстниками-единоверцами. Наконец, старообрядческие типографии как обеспечивали потребности об-щин в богослужебной литературе, так и выпускали различные обличительные сочинения, в которых критиковалось официальное православие и содержался призыв к старообрядцам сохранить свою веру. Таким образом, старообрядческие религиозно-культурные учреждения являлись центрами сохранения самобытности староверов, они объективно препятствовали светским властям и официальной церкви в их деле «ликвидации раскола». Именно в силу этого отмеченные учреждения стали основными объектами конфессиональной политики властей. Рассмотрим действия чиновников и духовенства в отношении старообрядческих школ. Как правило, священники Русской Православной Церкви, миссионеры отмечали в своих отчётах необразованность, невеже-ство старообрядцев. Ещё при зарождении староверия митрополит Макарий выделял «ненависть и невежество» как «два самые начальные истоки русского раскола» (1).Ему вторят и многие пред-ставители приходского духовенства. Так, священник с. Кузне-цове Уржумского уезда указал в своём донесении: «Грамота среди раскольников распространена очень мало, они очень мало знают об учении церкви и о расколе» (2). Такое отношение адептов официальной церкви представляется нам не вполне объективным, не лишённым предвзятости. Безус-ловно, не все старообрядцы были грамотными, однако среди их духовных наставников, называемых официальной церковью «расколоучителями», встречались люди начитанные, мыслящие. Мно-гие исследователи единодушно признают достаточно высокий уро-вень грамотности и религиозной образованности старообрядцев, считают, что их интеллектуальное развитие значительно превосхо-дило таковое у простых крестьян - прихожан Русской Православ-ной Церкви. «Старообрядчество, - пишет М.О. Шахов, - харак-теризовалось крайне высокой грамотностью и интересом к книж-ности» (3). Современный исследователь староверия И.А. Кремлева также подчёркивает: «Старообрядцы заботились о поддержании грамотности в своей среде» (4). В отчёте П.И. Мельникова о со-стоянии старообрядчества в Нижегородской губернии отмечено, что там в середине XIX в. более 200 староверов занимались обуче-нием детей. Они не только учили их грамоте, но и рассказывали б официальной («никонианской») церкви, объясняли, почему в неё не следует ходить, доказывали истинность «старой веры» (5). по мысли Н.И. Костомарова, староверие обратило русского человека из народа к сфере «мысленного труда», раскол «расшевелил павший мозг русского человека», «побудив его вырваться из мрака умственной неподвижности», он «стоял хоть за какую-нибудь, хотя очень слабую и бедную образованность» (6). Согласно статистическим данным, средний уровень грамотности в Европейской России в 1908 г. составлял 23%, в то время как в старообрядческой среде он равнялся 36%, а в северных областях достигал даже 43% (7). Между тем старообрядцы, так стремившиеся к свету просвещения, долгое время не только не могли открывать свои школы но и были лишены права помещать своих детей в средние и высшие учебные заведения. Тем самым, по словам известного старообрядческого писателя и полемиста Ф.Е. Мельникова, они «об-рекались на безграмотность и темноту» (8). Как правило, дети старообрядцев получали домашнее образо-вание, их обучали родители, дедушки и бабушки. На наш взгляд это было обусловлено тем, что представители старшего поколе-ния в семье считали необходимым передать свои знания и веру сыновьям и внукам как духовное наследие, нравственный завет. Староверы открывали и свои школы, но вынуждены были де-лать это нелегально, поскольку в случае обнаружения таковых они закрывались местными властями, опасавшимися распространения старообрядчества. Инспектор народных училищ Нолинского уез-да в донесении от 28 февраля 1904 г. отметил, что тайные старо-обрядческие школы существовали почти во всех крупных дерев-нях, населённых староверами, особенно в Мальканской и Немской волостях. Например, в д. Власовской Мальканской волос-ти действовала школа в доме Епистимии Логиновой (9). Инспек-тор выделил 2 типа нелегальных школ староверов. В одних детей учили «только механизму славянского чтения буквосочетательным методом»; обучение письму не предполагалось. В других школах детей готовили к проведению общественных богослуже-ний и с этой целью учили пению с голоса и по нотам (крюко-вым), беглому чтению по славянским книгам, знакомили со ста-рообрядческим уставом (10). Инспектор народных училищ Малмыжского уезда также указал на существование в старообрядчес-ких селениях тайных школ, в которых велось обучение церковно-славянской грамоте, чтению Псалтыри и молитв. Например, в д. Хвощанке Вихаревской волости детей учил крестьянин Степан Сухих (11). Священник с. Удугучина Малмыжского уезда обра-тил внимание на методику организации учебного процесса в старообрядческих школах. Всё обучение в них делилось на несколько курсов (азбука, Часослов и Псалтырь), в каждом из которых - 2 се-местра: «в первый ученик разбирает», а во второй — «твердит» (12). Часто староверы обучались грамоте у так называемых «расколь-нических девиц», отказавшихся от супружеской жизни и именно - звавшихся «келейными». Это были грамотные наставницы, пользо-вавшиеся большим уважением среди старообрядцев. Они испол-няли религиозные требы у своих единомышленников. Помимо старообрядцев к ним для овладения грамотой отправляли своих детей и приверженцы официальной церкви. Впоследствии, как отметил Вятский губернатор, «такие дети, выучившись у расколь-ниц, по внушению их», становились старообрядцами (13). Местные власти, не заинтересованные в развитии староверия, преследовали старообрядцев за открытие ими собственных школ. Так, крестьянин Коробейников организовал школу в д. Черной Светлянского прихода Сарапульского уезда. Процесс обучения в ней заключался, в основном, в чтении старопечатной Псалтыри. Об этом сообщил 9 ноября 1903 г. совету Сарапульского Возне-сенского братства священник П. Трапицын. При этом миссио-нер подчеркнул, что цель, которую преследует Коробейников в процессе обучения детей, - «приготовление борцов против пра-вославной церкви» (14). Заслушав доклад П. Трапицына, совет постановил открыть в д. Черной дополнительный класс при су-ществующей там церковноприходской школе с целью обучения крестьян чтению по Псалтыри и другим старопечатным книгам единоверческой печати, а также церковному пению. Учителю же данного класса предписывалось в свободное от занятий время про-водить религиозно-нравственные беседы со староверами. Данная старообрядческая школа просуществовала очень недолго. Уже в начале 1904 г. инспектор народных училищ Сарапульского уезда информировал о закрытии её гражданским начальством. Подобные проявления политики государственных властей по от-ношению к старообрядцам можно наблюдать и на общероссийском Уровне. Так, например, 1868 г. старообрядец И.И. Шибаев от-крыл в Москве на Покровке училище для детей староверов. Однако в 1869 г. полиция, по распоряжению Министерства внутренних дел, приказала закрыть учебное заведение. В 1879 г. московские и пе-тербургские староверы ходатайствовали о разрешении им открьггь на свои средства и под контролем официальной власти торговую школу. Прошение старообрядцев не было удовлетворено (15). В 70-е годы XIX в. старообрядцы обратились с ходатайством к самому им-ператору Александру II: «Мы чувствуем крайнюю нужду в просвеще-нии и потому молим о повелении, дабы нам позволено было иметь свои собственные училища, низшие и средние; в них мы желаем воспитывать детей наших в страхе Божием и развивать их спо-собности преподаванием точных наук и нужнейших чужих язы-ков» (16). Но в ответ на свою просьбу старообрядцы получили отказ. Как видим, несмотря на значительное смягчение религиозной политики в годы царствования Александра II, власти но-прежнему сохраняли многие дискриминационные ограничения по отноше-нию к конфессиональным меньшинствам. В частности, руковод-ство страны отказывалось идти на уступки староверам в образова-тельной сфере, запрещая легализацию их учебных заведений. По всей видимости, это было связано с давлением Русской Православной Церкви, опасавшейся того, что старообрядческие учили-ща станут заниматься прозелитизмом и это приведёт к массовому переходу прихожан официальной церкви в староверие. Кроме того, старообрядческие училища могли бы свести на нет все усилия так называемых «противораскольнических» школ, выпускники кото-рых занимались миссионерством среди староверов. Наконец, нельзя не учитывать ещё одно важное обстоятельство. 60—70-е годы XIX в. - время бурного промышленного развития страны, в кото-ром самое активное участие принимали старообрядцы. Хорошо из-вестна деятельность таких старообрядческих родов, как Морозовы, Гучковы, Рябушинские и др. В случае появления у старообрядцев собственных учебных заведений, где основное внимание уделялось бы изучению естественных наук и языков, уровень их конкурентос-пособности ещё более увеличился бы, что, в свою очередь, могло иметь ряд последствий. Во-первых, это нанесло бы серьёзный удар по экономическим позициям других русских предпринимателей-сторонников официальной церкви. Во-вторых, в старообрядчес-кой среде, известной своими сильными корпоративными отноше-ниями, возник бы довольно широкий слой богатых людей, инте-ресы которых рано или поздно должны были учитывать власти. Официальные власти не только закрывали старообрядческие школы и препятствовали их открытию, но и преследовали учите-лей. Педагогическая деятельность староверов рассматривалась как «распространение раскола», за что они подвергались суду. Осо-бые усилия местных властей были направлены на пресечение слу-чаев обучения старообрядцами детей православных. Так, напри-мер, 5 мая 1864 г. Малмыжский окружной благочинный, протоиерей Николай Шибанов сообщил епископу Вятскому и Слободскому Аполлосу, что в д. Большой Пихтинери староверы-поповцы Филипп и Иван Шиляевы обучают грамоте православных мальчиков «через то совращают в раскол родителей своих учеников» (17). Учились у Шиляевых сын Алексея Сунцова Карп и сын Данила Меркушева Филипп. Эти сведения протоиерей получил от свя-щенника Захария Скарданицкого. При этом Алексей Сунцов объявил священнику, что он со своим семейством «уже раскольничает и никаких увещаний оставить раскол слушать не будет, даже готов пострадать за то - посидеть в тюрьме» (18). По распоряже-нию Вятского губернатора, полицейским управлением было про-изведено следствие. В ходе обыска в доме Ивана Шиляева обнаружили азбуку старой церковной печати и Псалтырь, издан-ную в Московской единоверческой типографии. Давая показа-ния, И.Шиляев отметил, что азбуку он приобрёл у неизвестно-го книгопродавца в с. Кильмезь для своей дочери Анны, а обучением детей православных никогда не занимался. Филипп Шиля-ев признал, что в его доме действительно обучались грамоте по азбуке старой церковной печати два православных мальчика — Филипп и Карп (10 и 14 лет), однако занимался с ними не сам Филипп, а его сын Фёдор. Как только священник Скарданицкий запретил ему обучать православных, занятия были прекращены и более не возобновлялись. Родителям же учеников священник ска-зал, что подобное обучение их детей у старообрядцев не только бес-полезно, но даже вредно. Кроме того, в доме крестьянина д. Вахрамеевой Ивана Колотова жил на правах работника Игнатий Пантюхин, старообрядец поповского толка, который в свободное время обучал грамоте детей староверов. После рассмотрения дан-ного дела, крестьян Шиляевых и Пантюхина было решено не пре-давать суду в силу недоказанности их вины в «распространении раскола», но с них взяли подписку о нераспространении своего вероучения среди православных, а Фёдору Шиляеву и Игнатию Пантюхину запретили заниматься обучением детей. За домами этих старообрядцев был установлен строгий полицейский надзор. Дело Алексея Сунцова об «уклонении в раскол» рассмотрела Вят-ская палата уголовного и гражданского суда. Согласно постановле-нию палаты, Сунцов вместе с семейством был отправлен для уве-щания и утверждения в «истинной вере» к духовному начальству. Известны случаи и более жёстких мер. Так, в марте 1881 г.в Глазове проходило заседание временного отделения Вятского окружного суда. Слушалось дело Прокопия Соколова, 60-летнего старообрядца белокриницкого согласия. У себя дома он обучал детей религии и грамоте, поэтому ему было предъявлено обвине-ние в распространении староверия. Казалось бы, напротив, этот крестьянин совершал благое дело. Соколов проживал около Бе-резовских починков, где не было ни школ, ни больниц. Кроме того, его обвинили в присоединении к старообрядчеству несколь-ких человек, но лица эти не только не присутствовали на суде, но не были точно названы. Несмотря на всё это, суд вынес обвини-тельный приговор и Соколова сослали в Закавказский край (19). Таким суровым наказаниям подвергались старообрядцы за их про-светительскую деятельность. Между тем, по словам А.С. Пругавина, «значительная часть русского крестьянства обязана расколу своей грамотностью» (20). Отметим, что на протяжении всего XIX в. проблема образова-ния в среде старообрядцев так и не была решена государством. Согласно постановлению Особого временного комитета но делам о раскольниках 1864 г., старообрядцы «менее вредных сект» могли открывать свои школы грамотности, но под контролем Мини-стерства народного просвещения. Их дети получили возможность посещать общие школы без обязательного изучения там Закона Божия по догматам официального православия (21). Однако, как справедливо отмечает О.П. Ершова, в разрешённых школах гра-мотности не допускалось религиозного обучения но старообряд-ческим канонам и давалось лишь элементарное образование, что было явно не достаточно (22). Относительно разрешения учиться в земских и церковнопри-ходских школах следует заметить, что лишь к концу ХIХ-началу XX вв., когда постепенно нормализуются отношения между адеп-тами Русской Православной Церкви и старообрядцами, послед-ние стали разрешать своим детям посещать общие школы. На пример, миссионер Глазовского уезда Иоанн Дернов в отчёте 31 1891 г. отметил, что в Омутнинском заводе дети старообрядцев и единоверцев составляли более половины от общего числа учащих-ся. Наравне с православными они постигали Закон Божий и обу-чались церковному пению (23). Охотно отдавали своих детей в сельскую школу и старообрядцы с. Шоры Уржумского уезда, но только на 2 года: «третий год, в старшем отделении школы, учиться не желают, боясь, должно быть, чтобы не переучились и не об-мирщились», — так объяснил сложившуюся ситуацию священ-ник Николай Увицкий (24). В 1902 г. в 695 церковных школах, находившихся в ведении Вятского епархиального училищного со-вета, насчитывалось 306 учащихся из старообрядцев, в то время как православных — 29343 (25). Однако известны случаи, когда, несмотря на сложившийся к началу XX в. общий благожелательный настрой старообрядцев, некоторые из них выступали против изучения их детьми Закона Божия вместе с православными, а иногда и совсем запрещали им посещать земские и церковные школы. Так, староверы поморского согласия с. Кулиг Глазовского уезда, по свидетельству местного священника, «часто своих детей отклоняют от школьных занятий на свои домашние работы, несмотря ни на какие убеждения пре-подавателей» (26). Иногда старообрядцы ходатайствовали освободить их детей от изучения Закона Божия вместе с православными (27). Таким образом, мы наблюдаем некоторое противоречие в дей-ствиях государственных властей по отношению к старообрядцам. С одной стороны, в миссионерских отчётах постоянно подчёрки-валось, что лучшим средством борьбы со староверием является образование народа. Аналогичную позицию занимали и представители светской власти. Вятский губернатор в отчёте за 1869 г. в числе необходимых мер по «ослаблению раскола» выделил рас-пространение в народной среде грамотности, исторических све-дений о зарождении и развитии старообрядчества, о «нелепости его учения» (28). Закон от 27 февраля 1866 г. обязывал сельских священников «в проповедях и поучениях стараться располагать крестьян к грамотности и обучению» (29). Но, с другой сторо-ны, подавлялось всякое стремление старообрядцев к просвеще-нию. Местные власти закрывали их школы, полиция и духовен-ство преследовали учителей, чья деятельность приравнивалась к «распространению раскола», «совращению в раскол». Как мы уже показали, с них чаще всего брали подписку о нераспространении своего вероучения и запрещали им обучать детей. Известны так-же случаи, когда суд приговаривал старообрядцев к ссылке в За-кавказский край за их просветительскую деятельность. http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/90-1-0-1270 [/more]

Ответов - 1

САП: 1. Часть крестьян предпочитала скрывать свою грамотность, чтобы не нести ответственности за подписываемые документы или нарушаемые указы и пр. (старообрядцы - из религиозных соображений). 2. Принято было обучать прежде всего чтению, а потом - письму; некоторые умели только читать. В материалах опросов, например, встречаются такие утверждения: "Грамоте читать знаю, а писать скорописью не умею и тому не учивался". Отражают ли подобные утверждения реальный уровень или лишь нежелание давать письменные показания или подпись, в любом случае они свидетельствуют о том, что среди крестьян, отказывающихся писать, были читающие. 3. Определенная доля крестьян умела читать по-церковнославянски и реализовала этот навык в чтении духовной литературы; т.н. гражданской грамоты они не знали и заявляли себя неграмотными, хотя их можно было застать за чтением объемной старопечатной книги. Читать всю статью: умение читать и писать; органично входила в образ жизни крестьянства. Разнообразны были пути проникновения книжной культуры в народную среду: сохранение в семьях старинных рукописных и первопечатных книг (преимущественно духовных); использование церковных и школьных библиотек и личных библиотек священника и учителя; покупка лубочных и др. изданий у офеней-разносчиков; привоз книг из городов отходниками; подписка и др. От XVIII-XIX вв. дошло множество свидетельств о грамотности значительной части крестьянства. Так, многие челобитные были написаны собственноручно крестьянами; немало личных подписей крестьян встречается в подворных и подушных переписях, в "повальных обысках" (так назывался сплошной опрос при расследовании); не редкость - крестьянская деловая и частная переписка, найденная в документации учреждений и личных фондах; важным показателем умения читать и писать и владения книгами служат пометы на полях разного рода изданий и рукописных сборников; встречаются прямые указания на переписывание крестьянами сборников, молитвословов, лечебников, травников и пр.; наконец, часто устанавливается и авторство догматических, полемических, стихотворных и др. сочинений крестьян. Статистические данные о грамотности крестьян далеки от реальной картины: по данным Всероссийской переписи 1897 грамотных крестьян в Европейской России было 22,9% (мужчины - 31,4%, женщины - 5,7%). Занижение показателей при официальном учете происходило по трем основным причинам: 1. Часть крестьян предпочитала скрывать свою грамотность, чтобы не нести ответственности за подписываемые документы или нарушаемые указы и пр. (старообрядцы - из религиозных соображений). 2. Принято было обучать прежде всего чтению, а потом - письму; некоторые умели только читать. В материалах опросов, например, встречаются такие утверждения: "Грамоте читать знаю, а писать скорописью не умею и тому не учивался". Отражают ли подобные утверждения реальный уровень или лишь нежелание давать письменные показания или подпись, в любом случае они свидетельствуют о том, что среди крестьян, отказывающихся писать, были читающие. 3. Определенная доля крестьян умела читать по-церковнославянски и реализовала этот навык в чтении духовной литературы; т.н. гражданской грамоты они не знали и заявляли себя неграмотными, хотя их можно было застать за чтением объемной старопечатной книги. В течение XIX в. число общественных и частных учебных заведений в сельской местности заметно нарастает (церковноприходские, земские и помещичьи школы, волостные училища), тем не менее и после реформы их было недостаточно. Основной формой обучения крестьянских детей грамоте были т.н. вольные, или домашние, временные школы, организуемые самими крестьянами. Обучали в них "бродячие" учителя, переходившие из деревни в деревню, отставные солдаты, грамотные крестьяне, заштатные церковнослужители и др. Вольные (стихийные) школы отличались особенной гибкостью, приспособленностью к местным условиям, к составу детей и запросам родителей, к обстоятельствам жизни учителя. Крестьяне любили эти школы и нередко предпочитали их официальным, даже если последние были бесплатными. Повсеместно крестьянские общины или отдельные группы крестьян, дети которых достигли подходящего возраста, нанимали учителя и предоставляли поочередно помещение для занятий либо снимали совместно избу для такой школы. По сведениям губернских статистических комитетов, С.-Петербургского комитета грамотности и др. источникам, вольные школы были распространены во всех губерниях. Срок обучения продолжался 3-4 месяца или более, по договоренности. Азбуки и буквари, Псалтыри и Часовники бытовали в крестьянских семьях и использовались для обучения. Заниматься начинали после совместной молитвы. В вольных школах изучали сначала церковнославянскую азбуку, затем переходили к чтению по Часослову, Святцам, Псалтырю. Только после этого приступали к гражданской азбуке. Земство, открывшее для себя существование множества стихийных временных школок, заявило о невозможности их сосчитать, и стало успешно перенимать их опыт, организуя в 1880-х передвижные школы в мелких населенных пунктах. В них учили чтению, письму, элементарному счету и основным молитвам. Школа оставалась на одном месте, пока дети не осваивали намеченную программу, обычно три-четыре месяца. Круг чтения крестьянства привлек особенно активное внимание общественности России во 2-й пол. 1880-х-90-х. Корреспондент из Алексеевской вол. Малоархангельского у. Орловской губ. писал в этнографическое бюро кн. Тенишева, что духовная литература - "любимое чтение огромного большинства крестьян". Особенно предпочитали ее "пожилые и среднего возраста крестьяне и крестьянки, серьезно относящиеся к чтению". Сведения о чтении крестьян из разных районов страны дают сходную в основных чертах картину. На первом месте идут Священное Писание (Библия в целом, Евангелие, Псалтырь), поминальные, заздравные и заупокойные молитвенники, Святцы (простые и с тропарями и кондаками); творения святых отцов - Ефрема Сирина, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Тихона Задонского; Жития святых (более ста имен); сочинения и наставления на религиозно-нравственные темы - "Жизнь Иисуса Христа", "Жизнь Божией Матери", "Понятие о Церкви Христовой и объяснения семи церковных таинств", "Поучение как стоять в церкви", "О грехе и вреде пьянстве", "Благочестивые размышления" и др. Вторую группу (по уровню спроса в покупке и распространенности в домах крестьян) составляли азбуки, буквари, самоучители разного рода, прописи. Третью - басни, разные виды художественной литературы (больше всего - на исторические темы) и сказки. При чтении религиозно-нравственных книг и взрослых и детей интересовали, по мнению А.В. Балова, "главным образом, чудеса, подвиги и строгость жизни различных святых и деятельность их на пользу ближних". В Великий пост иные большаки запрещали в своей семье чтение светских книг, читали только "божественное". Существенное дополнение в круге чтения духовной литературы составляли рукописи. В их числе в домах крестьян встречались и очень древние. Сборники старинных сочинений духовно-нравственного, исторического, богословско-полемического содержания при переписывании составлялись по-новому, пополнялись новыми текстами. Традиция переписывания духовных текстов сохранялась и ныне сохраняется не только у старообрядцев, которые не хотели пользоваться печатной литературой "никониан", но в русском народе в целом. Переписать своей рукою молитвы, каноны, акафисты, назидания старцев и др. считается делом душеспасительным. Часто встречались также рукописные травники и лечебники. Среди светской литературы корреспонденты выделяли произведения А.С. Пушкина, крестьяне читали их очень охотно. Особенной популярностью пользовались повести; более других были любимы "Капитанская дочка" и "Дубровский". "Встречаются крестьяне, - отмечал А.В. Балов, - которые очень живо обрисовывают Гринева, Пугачева". Из прозы Пушкина очень популярны были также "История Пугачевского бунта" и сказки. "Сказки Пушкина знают даже безграмотные старухи". Из поэтических произведений больше знали "Полтаву" и многочисленные стихотворения, ставшие народными песнями: "Буря мглою", "Сквозь волнистые туманы", "Под вечер осенью ненастной в пустынных дева шла местах", "Утопленник", "Черная шаль", "Талисман", "Бесы" и мн. др. У отдельных крестьян встречалось Полное собрание сочинений Пушкина. Из книг на исторические темы пользовались спросом лубочные издания: "Как жили-были наши предки славяне" , "Дмитрий Иванович Донской" , "Иоанн Калита" , "Гибель Кучума, последнего сибирского царя", "Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири", "Великий князь Василий Темный и Шемякин суд" , "Пан Сапега, или 16-месячная осада Троицкой лавры", "Избрание на царство Михаила Федоровича Романова и подвиг крестьянина Ивана Сусанина", "Иван Мазепа - гетман малороссийский", "Москва - сердце России", "Карс - турецкая крепость и взятие ее штурмом русскими войсками", "Михаил Дмитриевич Скобелев 2-й", "Очерк 1812 года" и мн. др. Рассказанные занимательно и проиллюстрированные яркими картинками события запоминались; полученные сведения накладывались на устную традицию исторических песен и сказаний, обогащали и укрепляли историческое сознание народа. Читали крестьяне и научно-популярную литературу по медицине, о животных, сельскохозяйственную и пр. Во Владимирской губ., например, в каждое волостное правление приходило по 20-50 экземпляров "Сельского вестника". Информаторы из разных мест единодушно свидетельствовали о том, что "интерес к чтению силен как среди грамотных, так и среди неграмотных". "В настоящее время (т.е. 1890-е) все крестьяне сознают пользу грамоты. Неграмотные сожалеют, что их не учили. Малограмотные, читающие с трудом, предпочитают слушать чтение кого-либо, чем читать сами", "Читают и в одиночку, и собираясь вместе". Чтение вслух было очень распространено в крестьянской среде. Читали вслух в семье, группами, в специально выделенных местах (избах одиноких людей, школах, вновь открытых читальнях). Читал вслух старший в доме (особенно Евангелие в праздничные дни) и малыш, недавно освоивший грамоту, и молодой парень, приобретший занимательную книгу. С благоговением относились к чтению в церкви, где нередко Псалтырь читали подростки. М.М. Громыко http://interpretive.ru/dictionary/395/word/%C3%D0%C0%CC%CE%D2%CD%CE%D1%D2%DC



полная версия страницы