Форум » Женский раздел » Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, судьба » Ответить
Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, судьба
Severo: http://www.bookarchive.ru/dok_literatura/istorija/181017-chastnaja-zhizn-zhenshhiny-v-drevnejj-rusi-i.html
Ответов - 12
Administrator2: - Вам этакая красота не нравится? - перебила рассказчика медвежья шуба. - Помилуйте, да что же в змиевидности может нравиться? - отвечал он. - У вас, что же, почитается красотою, чтобы женщина на кочку была похожа? - Кочку! - повторил, улыбнувшись и не обижаясь, рассказчик. - Для чего же вы так полагаете? У нас в русском настоящем понятии насчет женского сложения соблюдается свой тип, который, по-нашему, гораздо нынешнего легкомыслия соответственнее, а совсем не то, что кочка. Мы длинных цыбов, точно, не уважаем, а любим, чтобы женщина стояла не на долгих ножках, да на крепоньких, чтоб она не путалась, а как шарок всюду каталась и поспевала, а цыбастенькая побежит да спотыкнется. Змиевидная тонина у нас тоже не уважается, а требуется, чтобы женщина была из себя понедристее и с пазушкой, потому оно хотя это и не так фигурно, да зато материнство в ней обозначается, лобочки в нашей настоящей чисто русской женской породе хоть потельнее, помясистее, а зато в этом мягком добочке веселости и привета больше. То же и насчет носика: у наших носики не горбылем, а все будто пипочкой, но этакая пипочка, она, как вам угодно, в семейном быту гораздо благоуветливее, чем сухой, гордый нос. А особливо бровь, бровь в лице вид открывает, и потому надо, чтобы бровочки у женщины не супились, а были пооткрытнее, дужкою, ибо к таковой женщине и заговорить человеку повадливее, и совсем она иное на всякого, к дому располагающее впечатление имеет. Но нынешний вкус, разумеется, от этого доброго типа отстал и одобряет в женском поле воздушную эфемерность, но только это совершенно напрасно. Николай Лесков. "Запечатленный ангел".
Administrator2: Глубокий наблюдатель московской жизни, германский посол Сигизмунд Герберштейн, посетивший Москву в первой половине XVI в., так описывает «печальное», по его словам положение знатной женщины того времени: «Женщина считается честной только тогда, когда она живет дома взаперти и никуда не выходит; напротив, если она позволяет видать себя чужим и посторонним людям, то ея поведение становится зазорным. Весьма редко позволяется им ходить в храм, а еще реже на дружеские беседы, разве уже в престарелых летах, когда они не могут навлекать на себя подозрение». Подьячий посольского приказа Григорий Котошихин в 1663г. писал следующее: «Московского государства женский пол грамоте неученые, и не по обычаю тому есть, а породным разумом простоваты, и на отговоры несмышлены и стыдливы: понеже от младенческих лет до замужества своего у отцов своих живут в тайных покоях, и опричь самых ближних родственных чужие люди никто их и они людей видети не могут. И потому можно дознаться, отчего б им бытии гораздо гораздо разумными и смелыми. Также, как и замуж выйдут, и их потому ж люди видают мало». Посол Мейерсберг бывший в Москве в половине XVII в писал следующее: «Из тысячи придворных едва ли найдется один, который может похвалится тем, что видел царицу или кого-либо из сестер или дочерей государя».
Балда: Из старообрядческого журнала "Белая Криница": "Не мудрёную сряду раньше бабы и девки носили!.. Не было этих застёжек разных везде, крючков да завязок, до бабы было добраться, как новую дверь отворить: дёрнул за скобку -- и всё в избе видно как на ладошке!.. Одёжа была хоть и не очень фасонна, но зато уж проста -- в ней и гулять хорошо и нарядно, и работать удобно!.. Надевалась она с головы и свободно облегала ничем не стеснённое тело... Сверху сарафан каких хочешь цветов, больше всё голубые да синие, а под сарафаном из домотканого полотна станушка, и у станушки в расфуфыр рукава!.. В расфуфыр -- только сказать!.. Теперь в этом всякое понятие потеряли: поди-ка в расфуфырах её разгляди!.. Их и носили, чтоб не казались тощими груди и руки, а если и не были очень тощи, так на грех бы не в час не наводили, потому, какие они там на самом-то деле, в расфуфырах не видно!.. Только молодые столоверки на причастных сарафанах во множестве по подолу и спереда до самого низу от груди, где идёт парчовая кайма, пришивали медные, а кто побогаче, так и золотые пуговочки, наподобие крохотных бубенчиков с прозрачной такой и сквозною резьбой, но не для красы или прельщения, а для того, чтоб слышней была молодая молитва, когда такая краля, теша родительский глаз, в молельне впереди вдов и старух, повязанных низко в чёрные кашемировые шали, усердно отбивает поклоны... А теперь, если взглянуть, когда в церкву иль в гости срядится баба, только тьфу!.. Кофты, крючки, застёжки да юбки, как листы на капусте, пока-а... до кочерыжки дойдёшь!.. Полагаю, всё такое пошло от городов: там люди -- ручки в брючки, подчас ему целый день нечего делать -- ну и ходит -- водит кисель. * * * * * "Лось в реке ещё рога не мочил, а я уж купаюсь!.." -- подумала про себя Феклуша и улыбнулась. Сбросила она с себя причастный голубой сарафан, обронила с круглых, овалистых, слегка пушистых, как новая бархатка, плеч расфуфырку и присела на колени возле воды. Опять то же зелёное, но страсть какое пригожее лицо глядит из воды, только у этого лица нет ни улыбки, ни ямок, строгое оно в воде, как богородичный лик, и какая-то непонятная Феклуше скорбь на этом лице и тревога... Только грудь в воде будто полнее и крепче, как тёлочье вымя с пупырушками ещё не отдоенных сосков, а живот круглей и упружей, как после медового месяца. Смотрит на себя Феклуша в зелёную воду, и у губ её от невольной улыбки играют глубокие ямки..."
Агния: Царский быт. Насильный постриг княгинь, цариц и царевен. Первой насильно была пострижена Великая княгиня Московская Соломония Юрьевна Сабурова. Муж Василий III обвинил её в бесплодии и, чтобы жениться вторично, велел насильно постричь. Во время процедуры Соломония всячески сопротивлялась и, говорят, проклинала весь род Василия III. Обычай насильного пострижения в монахини продолжил сын Василия III, Иван IV Грозный. Именитые женщины в то время обычно удалялись от мира в монастыри только после смерти мужа. Иоанн IV изменил обычай. Первой он обвинил «в неправде» и насильно постриг Ефросинью Старицкую, жену своего дяди Андрея Старицкого. Затем - свою четвертую жену Анну Ивановну Колтовскую, как неугодную, необходим был развод. Далее последовала на насильный постриг Анна Васильчикова жена Ивана Грозного, которая была непризнана церковью, возможно, невенчанна. Пострадали и две жены старшего сына Ивана Грозного, Ивана Ивановича: Евдокия Богдановна Сабурова - насильный постриг в 1572 году; Феодосия Михайловна Соловая - насильный постриг в 1579 году. Последней из жен Ивана Грозного была насильно пострижена Мария Фёдоровна Нагая «за недосмотрение за сыном и за убийство невинных Битяговских с товарищи». В смутное время были насильно пострижены: Мария Старицкая в 1588 году - "династические соображения"; Ксения Ивановна Романова, урожд. Шестова в 1600 - Борисом Годуновым вместе с мужем Федором Никитьичем Романовым (политическая борьба); Ксения Борисовна Годунова в 1606 - Лжедмитрием; Мария Петровна Буйносова-Ростовская в 1610 насильный постриг после свержения мужа Василия Шуйского; Петр I продолжил традицию: Софья Алексеевна (сестра Петра) в 1689 году насильный постриг (свержение регента); Евдокия Фёдоровна Лопухина (первая жена Петра)в 1698 развод (насильный постриг); Марфа Алексеевна (сестра Петра) в 1698 насильный постриг (за сочувствие царевне Софье); Феодосия Алексеевна (сестра Петра) в 1698 по той же причине.
Агния: «Здесь видно, каким образом царица в великие праздники по сокрытой галерее идет в церковь, имея над собой балдахин, несомый четырьмя боярскими дочерьми. У каждого принца и принцессы особая гофмейстериня, которая в случае смерти своего питомца, какого бы возраста он ни был, обязана идти в монастырь. При рождении принца или принцессы все придворные дворяне, князья и бояре обязаны поднести царю подарок, состоящий из серебряной посуды, соболей, шелковой парчи или других тому подобных драгоценных предметов». Administrator2 пишет: Посол Мейерсберг бывший в Москве в половине XVII в писал следующее: «Из тысячи придворных едва ли найдется один, который может похвалиться тем, что видел царицу или кого-либо из сестер или дочерей государя». По обычаям того времени, царицы и вообще все женские лица царской фамилии никогда в публике не показывались, так что даже в церковь проходили по особой, от всех посторонних взоров сокрытой галерее. «За столом великого князя никогда не являлись ни его супруга и сын, коему тогда было уже десять лет, ни сестры и дочери его. Уважение к сим особам столь велико, что оные никому не показываются. Из тысячи придворных чинов едва ли найдется один, который бы по справедливости мог сказать, что он кого-либо из них видел. Из сего не делается даже изъятия для врача, ибо когда однажды, по случаю болезни царицы, нужно было призвать его, то, прежде нежели ввели его в ее комнату, завесили плотно все окна, дабы не мог он видеть высокую больную; когда же надобно было ему пощупать пульс ее, то наперед окутали руку ее тонким покрывалом, дабы не допустить его непосредственно к оной прикоснуться. Когда царица или царевны выезжают для прогулки на свежем воздухе, то это делается не иначе как в карете или санях (смотря по времени года), кругом плотно закрытых; в церковь же ходят они чрез особую галерею, из дворца проведенную и со всех сторон совершенно закрытую; в обыкновенные воскресные и праздничные дни одна из находящихся при них девиц носит над их головами круглый зонтик, прикрепленный к тонкой деревянной палочке. В большие же праздники царица надевает корону, тогда четыре благородные девицы несут длинный балдахин, под коим шествует вся царская фамилия, а именно: впереди сестры царя, за ними царские дети обоего пола, несомые каждый своей обер-гофмейстеринею, а в заключение сама царица. Детей таким образом носят даже довольно взрослых, и если которое из оных умрет, то гофмейстериня обязана постричься в монахини».
Агния: Письмо Анны Ярославны отцу Ярославу Мудрому «Здравствуй, разлюбезный мой тятенька! Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович, а ныне французская королева. И куды ж ты меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во Францию, в Париж-городок, будь он неладен! Ты говорил: французы — умный народ, а они даже печки не знают. Как начнется зима, так давай камин топить. От него копоть на весь дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни капельки. Только русскими бобрами да соболями здесь и спасаюсь. Вызвала однажды ихних каменщиков, стала объяснять, что такое печка. Чертила, чертила им чертежи — неймут науку, и все тут. «Мадам, — говорят, — это невозможно». Я отвечаю: «Не поленитесь, поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной избе печка есть, не то что в каменных палатах». А они мне: «Мадам, мы не верим. Чтобы в доме была каморка с огнем, и пожара не было? О, нон-нон!» Я им поклялась. Они говорят: «Вы, рюссы, — варвары, скифы, азиаты, это у вас колдовство такое. Смотрите, мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то нас с вами на костре сожгут!» А едят они, тятенька, знаешь что? Ты не поверишь — лягушек! У нас даже простой народ такое в рот взять постыдится, а у них герцоги с герцогинями едят, да при этом нахваливают. А еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса, отлупят его молотком, зажарят и съедят. У них ложки византийские еще в новость, а вилок венецейских они и не видывали. Я своему супругу королю Генриху однажды взяла да приготовила курник. Он прямо руки облизал. «Анкор! — кричит. — Еще!» Я ему приготовила еще. Он снова как закричит: «Анкор!» Я ему: «Желудок заболит!» Он: «Кес-кё-сэ? — Что это такое?» Я ему растолковала по Клавдию Галену. Он говорит: «Ты чернокнижница! Смотри, никому не скажи, а то папа римский нас на костре сжечь велит». В другой раз я Генриху говорю: «Давай научу твоих шутов «Александрию» ставить». Он: «А что это такое?» Я говорю: «История войн Александра Македонского». — «А кто он такой?» Ну, я ему объяснила по Антисфену Младшему. Он мне: «О, нон-нон! Это невероятно! Один человек столько стран завоевать не может!» Тогда я ему книжку показала. Он поморщился брезгливо и говорит: «Я не священник, чтобы столько читать! У нас в Европе ни один король читать не умеет. Смотри, кому не покажи, а то мои герцоги с графами быстро тебя кинжалами заколют!» Вот такая жизнь тут, тятенька. А еще приезжали к нам сарацины (арабы). Никто, кроме меня, сарацинской молвою не говорит, пришлось королеве переводчицей стать, ажно герцоги с графами зубами скрипели. Да этого-то я не боюсь, мои варяги всегда со мной. Иное страшно. Эти сарацины изобрели алькугль (араб. — спирт), он покрепче даже нашей браги и медовухи, не то что польской водки. Вот за этим тебе, тятенька, и пишу, чтобы этого алькугля на Русь даже и одного бочонка не пришло. Ни Боженьки! А то погибель будет русскому человеку. За сим кланяюсь тебе прощавательно, будучи верная дочь твоя Анна Ярославна Рюрикович, а по мужу Anna Regina Francorum».
САП: Агния это фейк!
Агния: САП , по стилю фейк , а по факту истинная правда :)
САП: Агния по факту фейк
Severo: С первых строчек смешно читать))
Агния: САП , по факту поедания лягушек и прочих перечисленных вещей факт. САП ты чего , неужели юмора не видишь . Будто не можешь отличить прикольную шутливую вещь от попытки втюхать подложный документ. Ну видно же что написано современным языком , так что кидать слово фейк на полном серьёзе значит думать что все дураки и без тебя не поймут?
САП: Агния пишет: кидать слово фейк на полном серьёзе значит думать что все дураки и без тебя не поймут? Не поверите, но многие принимают такие перлы за истину: "Париж дочери Ярослава Мудрого не понравился. «В какую варварскую страну ты меня послал, – писала она отцу в Киев. – Здесь жилища мрачны, церкви безобразны, а нравы ужасны»." (Министр культуры Владимир Мединский.) http://log-in.ru/books/vladimir-medinskiy-osobennosti-nacionalnogo-piara-pravdivaya-istoriya-rusi-ot-rurika-do-petra-2/
полная версия страницы