Форум » Иконопись, резьба по дереву, архитектура, шитье, медная пластика » Русские писатели о старообрядчестве » Ответить

Русские писатели о старообрядчестве

Знатнов: Тема «Русские писатели о старообрядчестве» — объединительная для всех староверов. Предлагается выкладывать здесь высказывания и отрывки из произведений писателей о старообрядчестве и староверах. Лескова и Мельникова-Печерского, пожалуй, приводить не стоит, слишком известны. Сама тема возникла в связи с обращением ко мне одного из литературоведов: — Александр Викторович, расскажите, пожалуйста, об отношении Ф.М.Достоевского к старообрядцам, старообрядчеству в целом? Что он говорил, писал по этому поводу? У Федора Михайловича, как и у большинства русских писателей, тема старообрядчества — периферийная. Приводя здесь замечательную цитату из его «Записок из мертвого дома», вношу первый вклад в общестароверческую культурную копилку: «...Впоследствии у нас открыли способ сохранять деньги с полною безопасностью. Они отдавались на сохранение старику-староверу, поступившему к нам из стародубовских слобод, бывших когда-то ветковцев... Но не могу утерпеть, чтоб не сказать о нем несколько слов, хотя и отвлекаюсь от предмета. Это был старичок лет шестидесяти, маленький, седенький. Он резко поразил меня с первого взгляда. Он так не похож был на других арестантов: что-то до того спокойное и тихое было в его взгляде, что, помню, я с каким-то особенным удовольствием смотрел на его ясные, светлые глаза, окруженные мелкими лучистыми морщинками. Часто говорил я с ним и редко встречал такое доброе, благодушное существо в моей жизни. Прислали его за чрезвычайно важное преступление. Между стародубовскими старообрядцами стали появляться обращенные. Правительство сильно поощряло их и стало употреблять все усилия для дальнейшего обращения и других несогласных. Старик вместе с другими фанатиками решился “стоять за веру”, как он выражался. Началась строиться единоверческая церковь, и они сожгли ее. Как одни из зачинщиков старик сослан был в каторжную работу. Был он зажиточный, торгующий мещанин: дома оставил жену, детей; но с твердостью пошел в ссылку, потому что в ослеплении своем считал ее “мукою за веру”. Прожив с ним некоторое время, вы бы невольно задали себе вопрос: как мог этот смиренный, кроткий, как дитя, человек, быть бунтовщиком? Я несколько раз заговаривал с ним “о вере”. Он не уступал ничего из своих убеждений; но никогда никакой злобы, никакой ненависти не было в его возражениях. А между тем он разорил церковь и не запирался в этом. Казалось, что, по своим убеждениям, свой поступок и принятые за него “муки” он должен бы был считать славным делом. Но как ни всматривался я, как ни изучал его, никогда никакого признака тщеславия или гордости не замечал я в нем. Были у нас в остроге и другие старообрядцы, большею частью сибиряки. Это был сильно развитой народ, хитрые мужики, чрезвычайные начетчики и буквоеды и по-своему сильные диалектики; народ надменный, заносчивый, лукавый и нетерпимый в высочайшей степени. Совсем другой человек был старик. Начетчик, может быть, больше их, он уклонялся от споров. Характера был в высшей степени сообщительного. Он был весел, часто смеялся — не тем грубым, циническим смехом, каким смеялись каторжные, а ясным, тихим смехом, в котором много было детского простодушия и который как-то особенно шел к сединам. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что по смеху можно узнать человека, и если вам с первой встречи приятен смех кого-нибудь из совершенно незнакомых людей, то смело говорите, что это человек хороший. Во всем остроге старик приобрел всеобщее уважение, которым нисколько не тщеславился. Арестанты называли его дедушкой и никогда не обижали его. Я отчасти понял, какое мог он иметь влияние на своих единоверцев. Но, несмотря на видимую твердость, с которою он переживал свою каторгу, в нем таилась глубокая, неизлечимая грусть, которую он старался скрывать от всех. Я жил с ним в одной казарме. Однажды, часу в третьем ночи, я проснулся и услышал тихий, сдержанный плач. Старик сидел на печи (той самой, на которой прежде него по ночам молился зачитавшийся арестант, хотевший убить майора) и молился по своей рукописной книге. Он плакал, и я слышал, как он говорил по временам: “Господи, не оставь меня! Господи, укрепи меня! Детушки мои малые, детушки мои милые, никогда-то нам не свидаться!” Не могу рассказать, как мне стало грустно. Вот этому-то старику мало-помалу почти все арестанты начали отдавать свои деньги на хранение. В каторге почти все были воры, но вдруг все почему-то уверились, что старик никак не может украсть».

Ответов - 64, стр: 1 2 All

САП: М.М. Пришвин. http://varnavin2.narod.ru/prishvin.htm - Не очень далеко от святого,- рассказывает он мне,- на Усте стоял прекрасный прославленный монастырь Краснояр, И стоять бы ему вечно, но диавол искусил царя Николая I. Прислал гонца из Питенбурга, чтобы зорить святой монастырь. Стали ломать кельи. Ужас всех объял, думали - человек вновь перерождается. Сломали. И свой же нечестивый человек, Алеша Тоска, свергнул крест с часовни. Монастырь потух. Гонец побежал назад. А государю в те поры дурно стало, захворал, спохватился: напрасно, сказал, я послал зорить благочестивый монастырь. И послал другого гонца, остановить. Бегут гонцы: один из Краснояра в Питенбург, другой из Питенбурга в Краснояр... И вот, как встретились, так... Ужасная, нечеловеческая смерть постигла Николая, когда встретились гонцы. Чтобы изобразить ее, Михаил Эрастович отмерил длинный язык, до колен. Теперь от монастыря остались только две могилы и свергнутый крест. Два раза в год в это глухое место сходится множество народа.

САП: Всем рекомендую!

сирин: В "Дворянском гнезде" Тургенева главную героиню Лизу Калитину воспитывала староверка(бегло упоминается)и повлияла на ее духовный облик.


Знатнов: Сирин пишет: В "Дворянском гнезде" Тургенева главную героиню Лизу Калитину воспитывала староверка(бегло упоминается)и повлияла на ее духовный облик. Отличный пример. Мне казалось, что про Ивана Сергеевича все уже давно забыли. Еще примеры, пожалуйста!

Iwанн: Впоследствии мне пришлось познакомиться с двумя казаками Круглоозерной станицы ,которые беседовали с самим Аркадием .Оба они беспоповцы ,начетники ,знающие священное писание ,люди умные ,страстно преданные своей вере ,готовые поверить в существование чудесной Беловодии ,но в то же время чрезвычайно осторожные и подозрительные . ...и в печальном разговоре с товарищами Григорий Тереньевич Хохловвспомнил один случай из своего детства : однажды его отцу ,тоже "никудышнику",не уставшему однако ,отыскивать чистые источники благодати,сказали во время зимнего лова,что из Петербурга вернулся казак-гвардеец ,которому удалось видеть "настоящего всященника" .Отец рассказчика в тот же вечер разыскал гвардейца,и тот ,сидя за столом с обильным угощением ,рассказывал казакам ,как один петербургский купец пригласил его на тайное служение в своем доме . Он описывал разговоры свои с кротким пастырем ,и когда дело дошло до самой торжественной (рождественской) службы,- " у покойного родителя потекли из глаз слезы .Он приткнулся локтями на стол,ладонями закрыл глаза , но слезы у него неудержимо текли ,проникая между падьцами и капали на стол . Я сидел (говорит Хохлов) ,тоже слушал рассказ Изюменкова (так звали гвардейца) и меня тоже сердечно тронуло : покатились слезы . Мне сделалось совестно ,мальчишке ,плакать ,чтобы видели люди . Я вскочил со стула ,выбежал в другую комнату ,уткнулся лицом в кроватную постель и стихомолку поплакал . Потом обтер кулаком глаза ,поглядел в зеркало и заметив ,что лицо у меня отекло и глаза покраснели, подошел к умывальнику ,умыл лицо и только тогда вышел к старшим". Нужно ли говорить ,что рассказ Изюмникова впоследствии оказался праздным вымыслом, а сам рассказчик обманщиком ... Короленко

Алексей Рябцев: Кузьминское богатое, А пуще того — грязное Торговое село. По косогору тянется, Потом в овраг спускается. А там опять на горочку — Как грязи тут не быть? Две церкви в нем старинные, Одна старообрядская, Другая православная. Н.А.Некрасов. "Кому на Руси жить хорошо."

Алексей Рябцев: На другой день, едва позолотило солнце верхи соломенных крыш, как уже войско, предводительствуемое Бородавкиным, вступало в слободу. Но там никого не было, кроме заштатного попа, который в эту самую минуту рассчитывал, не выгоднее ли ему перейти в раскол. Поп был древний и скорее способный поселять уныние, нежели вливать в душу храбрость. М.Е.Салтыков-Щедрин. "История одного города."

Алексей Рябцев: М.А.Шолохов "Тихий Дон" "Наталья - старшая дочь - была у отца любимицей, оттого не теснил ее выбором. Еще в прошлый мясоед наезжали сваты издалека, с речки Цуцкана, богатые невпроворот староверы-казаки; прибивались и с Хопра сваты и с Чира, но женихи Наталье не нравились, и пропадала даром сватовская хлеб-соль." "Пробовал несколько раз говорить с ней по-серьезному... Легче старовера убедить в несуществовании бога, чем ее перевоспитать." "Неярко, но тепло светило солнце. От Дона дул свежий ветерок. На углу,во дворе Архипа Богатырева - большого, староверской складки старика,служившего когда-то в гвардейской батарее, - бабы обмазывали глиной и белили к пасхе большой круглый курень." "Листницкий с радостью принял перевод. В этот же день он выехал в Двинск, где находился 14-й полк, а через сутки уже представился командиру полка, полковнику Быкадорову, и с удовлетворением осознал правдивость слов начштаба дивизии: офицеры в большинстве - монархисты; казаки, на треть разбавленные старообрядцами Усть-Хоперской, Кумылженской,Глазуновской и других станиц, были настроены отнюдь не революционно, на верность Временному правительству присягали неохотно, в событиях, кипевших вокруг, не разбирались, да и не хотели разбираться - в полковой и сотенные комитеты прошли казаки подхалимистые и смирные... С радостью вздохнул Листницкий в новой обстановке." "Наклоняясь, он что-то шепнул сидевшему рядом с ним подъесаулу Сенину.Тот утвердительно, поспешно кивнул головой. У Попова зрачки сузились, стерлись в углах глаз веселые лучики, и глаза, иные, блестящие похолодевшим суровым блеском, чуть прикрылись негустыми ресницами. - Что мы сделаем с теми предателями родного края, которые шли грабить наши курени и уничтожать казачество? Февралев, старик старообрядец Милютинской станицы, вскочил, как подкинутый пружиной. - Расстрелять! Всех! - Он по-оглашенному затряс головой; оглядывая всех изуверским косящим взглядом, давясь слюной, закричал: - Нету им, христопродавцам, милости! Жиды какие из них есть - убить!.. Убить!.. Распять их!.. В огне их!.. Редкая волокнистая бороденка его тряслась, седые с красной подпалиной волосы растрепались." "15 марта Штокман, Мишка Кошевой и Иван Алексеевич выехали с хутора Чеботарева в Усть-Хоперскую, прослышав о том, что там организуется дружина из коммунистов и советских работников, бежавших из повстанческих станиц. Вез их казак-старообрядец с таким детски розовым и чистым лицом, что даже Штокман беспричинно ежил улыбкой губы, глядя на него. У казака, несмотря на его молодость, кучерявилась густейшая светло-русая борода, арбузным ломтем розовел в ней свежий румяный рот, возле глаз золотился пушок, и то ли от пушистой бороды, то ли от полнокровного румянца глаза как-то особенно прозрачно синели. Мишка всю дорогу мурлыкал песни, Иван Алексеевич сидел в задке, уложив на колени винтовку, хмуро ежась, а Штокман начал разговор с подводчиком с пустяков. - Не жалуешься на здоровье, товарищ? - спрашивал он. И пышущий силой и молодостью старовер, распахивая овчинный полушубок, тепло улыбался: - Нет, бог грехами терпит покуда. А с чего она будет - нездоровье? Спокон веков не курим, водку пьем натурально, хлеб с махоньких едим пшеничный. Откель же ей, хворости, взяться? - Ну, а на службе был? - Трошки был. Кадеты прихватили. - Что ж за Донец не пошел? - Чудно ты гутаришь, товарищ! - Бросил из конского волоса сплетенные вожжи, снял голицы и вытер рот, обиженно щурясь. - Чего б я туда пошел? За новыми песнями? Я бы и у кадетов не служил, кабы они не силовали. Ваша власть справедливая, только вы трошки неправильно сделали... - Чем же? Штокман свернул папироску, закурил и долго ждал ответа. - И зачем жгешь зелью эту? - заговорил казак, отворачивая лицо. - Гля, какой кругом вешний дух чистый, а ты поганишь грудя вонючим дымом... Не уважаю! А чем неправильно сделали - скажу. Потеснили вы казаков, надурили, а то бы вашей власти и износу не было. Дурастного народу у вас много, через это и восстание получилось. - Как надурили? То есть, по-твоему, глупостей наделали? Так? Каких же? - Сам, небось, знаешь... Расстреливали людей. Нынче одного, завтра, глядишь, другого... Кому же антирес своей очереди ждать? Быка ведут резать, он и то головой мотает. Вот, к примеру, в Букановской станице... Вон она виднеется, видишь - церква ихняя? Гляди, куда кнутом указываю, видишь?.. Ну и рассказывают: комиссар у них стоит с отрядом, Малкин фамилия. Ну и что ж он, по справедливости обращается с народом? Вот расскажу зараз. Собирает с хуторов стариков, ведет их в хворост, вынает там из них души, телешит их допрежь и хоронить не велит родным. А беда ихняя в том, что их станишными почетными судьями выбирали когда-то. А ты знаешь, какие из них судья? Один насилу свою фамилию распишет, а другой либо палец в чернилу обмакнет, либо хрест поставит. Такие судья только для виду, бывалоча, сидят. Вся его заслуга - длинная борода, а он уж от старости и мотню забывает застегивать. Какой с него спрос? Все одно как с дитя малого. И вот этот Малкин чужими жизнями, как бог, распоряжается, и тем часом идет по плацу старик - Линек по-улишному. Идет он с уздечкой на свое гумно, кобылу обратать и весть, а ему ребята шутейно и скажи: "Иди, Малкин тебя кличет". Линек этот еретическим своим крестом перекрестился, - они там все по новой вере живут, - шапку еще на плацу снял. Входит - трусится. "Звали?" - говорит. А Малкин как заиржет, в бока руками взялся. "А, говорит, назвался грибом - полезай в кузов. Никто тебя не звал, а уж ежели пришел - быть по сему. Возьмите, товарищи! По третьей категории его". Ну, натурально, взяли его и зараз же в хворост. Старуха ждать-пождать, - нету. Пошел дед и гинул. А он уж с уздечкой в царство небесное сиганул. А другого старика, Митрофана с хутора Андреяновского, увидал сам Малкин на улице, зазывает к себе: "Откуда? Как по фамилии? - и иржет. - Ишь, говорит, бороду распушил, как лисовин хвостяку! Очень уж ты на угодника Николая похож бородой. Мы, говорит, из тебя, из толстого борова, мыла наварим! По третьей категории его!" У этого деда, на грех, борода, дивствительно, как просяной веник. И расстреляли только за то, что бороду откохал да в лихой час попался Малкину на глаза. Это не смыванье над народом?"

сирин: некоторые литературоведы предполагали,что фамилию своему вестовому Крапилину(Бег)Булгаков позаимствовал у Некрасова.В "Кому на Руси"старовер носит похожую. Чацкий в "Горе от ума" в финале выступал против "до синевы выбритых подбородков"

сирин: Был такой длинющий брежневский телесериал "Следствие ведут знатоки".В одной из серий у гланого героя-подростка дедушка был старовером.У этого боевого дедушки по воле режиссера было несколько пламенных речей.Теперь представьте глубокиий брежневский застой, цензура непробиваемая,а в каждой советской квартире с экрана телевизора звучат речи деда старовера о том, что бардак творящийся в мире начался не сейчас,а еще тогда,в 17-м столетии по вине Алексея Михайловича и т.д... не помню кто был сценаристом .

сирин: Парфен Рогожин-друг князя Мышкина

Константин Беляев: А.И. СОЛЖЕНИЦЫН - о старообрядчестве (фрагменты из произведений разных лет) Из статьи "Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни" (1973 г.) «В дальнем прошлом (до XVII века) Россия так богата была движениями покаяния, что оно выступало среди ведущих русских национальных черт. В духе допетровской Руси бывали толчки раскаяния – вернее, религиозного покаяния, массового: когда оно начиналось во многих отдельных грудях и сливалось в поток. Вероятно, это и есть высший, истинный путь раскаяния всенародного... И летописи, и древнерусская литература изобилуют примерами раскаяния... Но начиная от бездушных реформ Никона и Петра, когда началось вытравление и подавление русского национального духа, началось и выветривание покаяния, высушивание этой способности нашей. За чудовищную расправу со старообрядцами – кострами, щипцами, крюками и подземельями, еще два с половиной века продолженную бессмысленным подавлением двенадцати миллионов безответных безоружных соотечественников, разгоном их во все необжитые края и даже за края своей земли, – за тот грех господствующая церковь никогда не произнесла покаяния. И это не могло не лечь валуном на все русское будущее. А просто: в 1905 гонимых простили... (И то слишком поздно, так поздно, что самих гонителей это уже не могло спасти.) Весь петербургский период нашей истории – период внешнего величия, имперского чванства – все дальше уводил русский дух от раскаяния... В XX веке благодатные дожди раскаяния уже не смягчали закалевшей русской почвы, выжженной учениями ненависти". (Солженицын А. И. Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни // Публицистика. Т. 1. Ярославль, 1995. С. 59, 60.) Из послания Третьему Cобору Зарубежной Русской Церкви (1974 г.) "Я осмелюсь остановить внимание собравшихся еще на другом – дальнем, трехсотлетнем грехе нашей Русской Церкви, я осмеливаюсь полнозвучно повторить это слово – грехе, еще чтоб избегнуть употребить более тяжкое, – грехе, в котором Церковь наша – и весь православный народ! – никогда не раскаялись, а, значит, грехе, тяготевшем над нами в 17-м году, тяготеющем поныне и, по пониманию нашей веры, могущим быть причиною кары Божьей над нами, неизбытой причиною постигших нас бед. Я имею в виду, конечно, русскую инквизицию: потеснение и разгром устоявшегося древнего благочестия, угнетение и расправу над 12-ю миллионами наших братьев, единоверцев и соотечественников, жестокие пытки для них, вырывание языков, клещи, дыбы, огонь и смерть, лишение храмов, изгнание за тысячи верст и далеко на чужбину – их, никогда не взбунтовавшихся, никогда не поднявших в ответ оружия, стойких, верных древлеправославных христиан, их, кого я не только не назову раскольниками, но даже и старообрядцами остерегусь, ибо и мы, остальные, тотчас выставимся тогда всего лишь новообрядцами. За одно то, что они не имели душевной поворотливости принять поспешные рекомендации сомнительных заезжих греческих патриархов, за одно то, что они сохранили двуперстие, которым крестилась вся наша Церковь семь столетий, – мы обрекли их на гонения, вполне равные тем, какие отдали нам возместно атеисты в ленинско-сталинские времена, – и никогда не дрогнули наши сердца раскаянием! И сегодня в Сергиевом Посаде при стечении верующих идет вечная неумолчная служба над мощами преподобного Сергия Радонежского, – но богослужебные книги, по которым молился святой, мы сожгли на смоляных кострах как дьявольские. И это непоправимое гонение – самоуничтожение русского корня, русского духа, русской целости – продолжалось 250 лет (не 60, как сейчас) – и могло ли оно не отдаться ответным ударом всей России и всем нам? За эти столетия иные императоры склонны были прекратить гонения верных подданных – но высшие иерархи православной Церкви нашептывали и настаивали: гонения продолжать! 250 лет было отпущено нам для раскаяния, – а мы только и нашли в своем сердце: простить гонимых, простить им, как мы уничтожали их. Но и это был год, напомню, 1905-й – его цифры без объяснения сами горят, как валтасарова надпись на стене... Нашу самую древнюю ветвь я наблюдал в богослужениях и беседах менее года назад в московских храмах, – и я свидетельствую вам о ее поразительной стойкости в вере (и против государственного угнетения – много стойче нас!) и о таком сохранении русского облика, речи и духа, какого уже и сыскать нельзя нигде больше на территории Советского Союза. И то, что видели мои глаза и слышали уши, никогда не даст мне признать всемолимое объединение Русской Церкви законченным, пока мы не объединимся во взаимном прощении и с нашей самой исконной ветвью". (Солженицын А. И. Третьему Собору Зарубежной Русской Церкви // Публицистика. Т. 1. Ярославль, 1995. С. 199.) Из письма в "Вестник РХД" - "Письмо из Америки" (1975 г.) "Перед нами – два духовно возвышающих шага видятся мне, и оба они – в раскаянии... Один – взять на себя, и покаяться, и искать путей неповторения: что русская Церковь в роковую для родины эпоху допустила себя быть безвольным придатком государства, упустила духовно направлять народ, не смогла очистить и ощитить русский дух перед годами ярости и смуты... Второй, ранее того, – наше безумное – бесовское! – гонение старообрядцев. Без этих двух истинно церковных и друг другу причинно наследовавших грехов – не в России бы родился современный терро-ризм и не через Россию пришла бы в мир ленинская революция: в России староверческой она была бы невозможна! Два таких последовательных раскаяния сотрясли бы, но и оживили бы к развитию наши заграничные церкви, дали бы им тот духовный импульс, которым только и восполнили бы они свое неучастие в сегодняшнем развитии России. Увы, ответ митрополита Филарета не подал больших надежд. Он и сегодня упрекает старообрядцев в дробленьи на секты (да мы же, нашей суетой, а потом жестокостью, поставили их в это положение!), в неразвитости "настоящей святости" и даже утере "каких-либо признаков православия". Тут – и незнание их, и безучастность к ним. Этих оставшихся старообрядцев надо видеть – их крепость, их убежденность, их самоотверженные ночные моления (нам уже непосильные), их жизненное мужество и решимость – то 200-летнюю жизнь в Турции, то за одно поколение, без языков и без знания этого мира, переезды семьями – по десятку детей! – из Китая в Бразилию – из Бразилии в Штаты – и еще теперь в Аляску, спасая этих детей от развратного дыхания века. Видеть, как сохранился их национальный облик, народный нрав, и слышать их сохраненную исконную русскую речь. Нигде на всем Западе и далеко не везде в Советском Союзе почувствуешь себя настолько в России, как среди них. Но они – затравлены и напуганы нами. Они – и христианами нас почти не почитают, иные приходы и в притворе своего храма не разрешают нам перекреститься ни по-своему, ни по-ихнему, – а русские Церкви одна за другой так и быть дозволяют им – присоединиться к нам... Непроходимое непонимание. Кажется странным: начать развитие в XXI век с покаяния в грехе XVII-го? Но наши вины велики или малы не по давности их и не по числу сегодня уцелевших обиженных (старообрядцев было 12 миллионов, ныне их, может быть, во сто раз меньше), – а по объему и значению совершенного когда-то преступления. Что преступление было – оспорить никто уже не найдется. Христианам ли доказывать, что без покаяния невозможна никакая христианская жизнь и никакое движение к свету? Мистическое значение такого покаяния в 300-летнем грехе даже трудно предсказать, оно расширяется за пределы церковной политики, практики, оно может открыть такой же поворот в истории нашей страны, каким повернуло нас изначальное их гонение. Три заграничных ветви православной Церкви ежедневно по многу раз воссылают моления "о соединении всех святых Божиих церквей" – и не объединяются? Ан вот и осталось такое ясное объединяющее: чем спорить да корить – друг в друга всмотреться: ба! да все мы – свои, все – никониане! Все вместе мы поныне разделяем и одобряем великие преступления против древнего православия – и это соединило нас навек (хоть и обрекло вечно разъединяться). Все три наших новообрядческих ветви, при всех их достоинствах и различиях, едины в том, что пренебрегают растоптанным староверием, древним православием Сергия Радонежского. И неужели мы думаем, что, не упавши земно просить прощения у него (один архиепископ Антоний Женевский после Собора призвал близко к тому), – какая-нибудь из трех ветвей, будь она преблистательна теоретическим арсеналом, может прийти к торжеству веры? В перспективе столетий ничтожными покажутся все нынешние различия "юрисдикций", но все более будет расти и расти тень того великого церковного преступления, с которого началась гибель России". (Солженицын А. И. Письмо из Америки // Публицистика. Т. 2. Ярославль. 1996. С. 303-305.) Из письма в "Вестник РХД" - "И вновь о старообрядцах" (1979 г.) "В № 128 А.Н. произносит всеобъемлющее суждение о старообрядчестве, основываясь на том, что М. Меньшиков назвал его, видите ли, "мизонеизмом" – боязнью перед новизной. Меньшикову – и карты в руки: сам он настолько был свободен от этой боязни, что руководимое им "Новое Время" в февральскую революцию в один день совершило полный поворот всех принципов, предало все, что защищало десятилетиями, и усвоило настолько холуйский тон к совершившемуся, что даже враги из левого лагеря призывали его держаться достойней. (И наоборот, в угаре того марта одни только московские старообрядцы имели смелость – тогда это была уже смелость – высказаться за парламентскую монархию.) Оракулов все же надо выбирать осмотрительно. Меня изумляет, как наши современники, испытав на себе советский ад, могут оставаться так бесчувственны и безжалостны к старообрядцам. Как они могут психологически не войти в это положение беспомощных, беззащитных миллионов (12 миллионов из тогдашнего небольшого населения России), у которых вдруг сжигают привычные многовековые молитвенные книги, рубят иконы, сжигают их вместе с живыми людьми, рубят правые руки, пытают железом, – и все, оказывается, для того, чтобы внести небольшие формальные поправки, и так (еще одно письмо, К.С.) поддержать духовное единение с павшей Византией, которую из тех и в глаза никто не видел. Большевики делали то же, но соразмерно своей цели: полностью уничтожить христианскую веру. А зачем нуждались в этих методах никониане? Применением насилий и казней для утверждения веры сподвижники Никона поставили себя вообще вне христианства. А дальше – вали на погибших что угодно. Вот А. Н. уверяет, что старообрядческая Россия не устояла бы против иностранных завоеваний. А какая же другая стояла и перестояла с X века по XVII? Старообрядческая Русь за 250 лет не сдалась татарам и смогла – народной инициативой, без правящих! – устоять в беспримерных испытаниях Смутного Времени. И в большевицкие десятилетия никто не продержался стойче старообрядцев. Но больней всего, что А. Н. еще высказывает и слепые подозрения, будто старообрядчество опасно на современный иранский манер (кого ж оно казнило? кому мстило?), – и так угождает в струю новейших острых врагов нашего нынешнего возрождения, тех, кто, опережая клеветой наши духовные шаги, бесстыдно кидается пугать западную прессу, что русское религиозное и национальное возрождение – хуже иранского исламского фанатизма, несет худшее кровопролитие, не имеет права быть на Земле. Низкое обвинение – без всяких фактов, доказательств, обоснований. 60 лет нам не давали дышать и думать по-русски, и это не беспокоило наших критиков, это было передовое развитие. А едва мы стали приходить в себя – нас спешат топтать". (Солженицын А. И. И вновь о старообрядцах // Публицистика. Т. 2. Ярославль. 1996. С. 506-507.) Из эпопеи "Красное колесо" (1990 г.) "Они веруют, как однажды научили при крещеньи Руси – и почему же они раскольники? Вдруг им говорят: и деды, и отцы, и вы до сих пор верили неправильно, будем менять... И царь православный Тишайший задабривает подарками магометанского султана, чтобы тот восстановил низложенных бродячих патриархов – и тем подкрепил истоптание одних православных другими... Для них, в то время, не как для нас: вся жизнь была в вере – и вдруг меняют. То – проклинали трехперстие, теперь – только трехперстие правильно, а двуперстие проклято... Да равнодушным, корыстным ничего не стоит снести, хоть завтра опять наоборот проклинайте. А в ком колотится правда – вот тот не согласился, вот того уничтожали, тот бежал в леса. Это не просто был мор без разбору – но на лучшую часть народа... Неужели православие рушилось от того, что в Исусе будет одно "и", аллилуйя только двойное и вокруг аналоя в какую сторону пойдут? И за это лучшие русские жизненные силы загонять в огонь, в подполье, в ссылку?.. Законы личной жизни и законы больших образований сходны. Как человеку за тяжкий грех не избежать заплатить иногда еще и при жизни – так и обществу, и народу тем более, успевают. И все, что с Церковью стало потом... От Петра и до... Распутина... Не наказанье ли за старообрядцев?.. Церковь не должна стоять на неправоте... Боже, как могли мы истоптать лучшую часть своего племени? Как могли разваливать их часовенки, а сами спокойно молиться и быть в ладу с Господом? Урезать им языки и уши! И не признать своей вины до сих пор? А не кажется вам, отец Северьян, что пока не выпросим у староверов прощения и не соединимся все снова – ой, не будет России добра?.. " (Солженицын А. И. Красное колесо // Наш современник. 1990, 1. С. 97,98.) Из статьи "Русский вопрос" к концу XX века" (1994 г.) "Соборный" послесмутный период быстро кончился при Алексее Михайловиче, по историческому недоразумению увековеченном "Тишайшим"... Царствование Алексея Михайловича все наполнено бунтами... Не отстать ни в чем от западных влияний, поспешно угодить даже и в исправлении богослужебных книг. И это привело его к жесточайшему преступлению анафемы собственному народу и войны против него за "никонианскую реформу" (когда уже и сам Никон отошел от "греческого проекта"). Через 40 лет после едва пережитой народом Смуты – всю страну, еще не оправившуюся, до самой основы, духовной и жизненной, потряс церковный Раскол. И никогда уже – опять-таки на 300 лет вперед – православие на Руси не восстановилось в своей высокой жизненной силе, державшей дух русского народа больше полутысячи лет. Раскол отозвался нашей слабостью и в XX веке". (Солженицын А. И. "Русский вопрос" к концу XX века // Публицистика. Т. 1. Ярославль, 1995. С. 619.) Из книги "Россия в обвале" (1998 г.) "Наша Смута XVII века... не раскачала народных нравственных основ, сохранившихся здоровыми. Много глубже и неотвратимей сказался религиозный Раскол XVII века. Расколом была произведена та роковая трещина, куда стала потом садить дубина Петра, измолачивая наши нравы и уставы без разбору. С тех пор долго, устойчиво исконный русский характер со-хранялся в обособленной среде старообрядцев – и их вы не упрекнете ни в распущенности, ни в разврате, ни в лени, ни в неумении вести промышленное, земледельческое или купеческое дело, ни в неграмотности, ни, тем более, равнодушии к духовным вопросам. А то, что третий век мы наблюдаем как "русский характер", – это уже результат искажения его жестоко бездумным Расколом, от Никона и Алексея Михайловича, затем от жестоко предприимчивого Петра и костеневших его наследников... " "И когда же дойдет до истинного примирения с нашей кореннейшей ветвью, со старообрядцами? не до "прощения" их, а принесения им раскаяния за жестокие гонения в прошлом. Неужели и сегодня, когда вся разоренная Россия не ведает, быть ли ей, в эту великую русскую Беду, – мы и тут все не можем из гордыни признать ту древнюю тяжбу надуманной?". (Солженицын А. И. Россия в обвале. М. 1998. С. 167, 184.) http://drevlepravoslavie.forum24.ru/?1-4-0-00000581-000-0-0-1239020992

Константин Беляев: Дугин Александр Гельевич: http://www.russia.ru/video/dugin_starovery/

Партизан: Черкасов Алексей Тимофеевич. "Сказания о людях тайги": http://www.modernlib.ru/series/skazaniya_o_lyudyah_taygi/

Партизан: Алексеев Сергей Трофимович. "Покаяние пророков": http://www.modernlib.ru/books/alekseev_sergey_trofimovich/pokayanie_prorokov/ "Скорбящая вдова": http://www.modernlib.ru/books/alekseev_sergey_trofimovich/skorbyaschaya_vdova/

Jora: Алексей Рябцев пишет: Кузьминское богатое, А пуще того — грязное Торговое село. По косогору тянется, Потом в овраг спускается. А там опять на горочку — Как грязи тут не быть? Две церкви в нем старинные, Одна старообрядская, Другая православная. Н.А.Некрасов. "Кому на Руси жить хорошо." Там ещё есть: когда 7 мужиков расспрашивают попа, он рассказывает, что есть деревни почти сплошь староверские, никонинанским попам материально тяжело там.

Косолапый: У Салтыкова-Щедрина есть два рассказа, один из них называется "Старец", второй - не помню. Там уголовщны много приписано, но староверы представлены в целом неоднозначно. У Короленко есть две повести: "Река шумит" (или играет, не помню уже), про Ветлугу, и "Убивец"(там упоминаются сибирские староверы-грабители, сталкивающие честного мужика на путь разбоя, но в итоге он "прозревает" благодаря стараниям жены ссыльного революсионэра), в обоих староверы представлены очень отрицательно. У Астафьева повесть "Стародуб", но не о староверских слободах Брянщины, а о сибирских староверах, там все по-советски - староверы - грубые фанатики, живущие во мраке невежества, хотят убить случайно приплывшего к ним чужого мальчугана (с этого начинается повесть). У Сухово-Кобылина "Женитьба Кречинского" приказчик есть старовер, довольно симпатичный персонаж. Есть достаточно хорошая, добротная книжка эпохи густого застоя (1975 что ли), Дмитрия Жукова, русского писателя, называется "Огнепальный", про протопопа Аввакума, Малышева, там же несколько страниц посвящено личности И. Н. Заволоко. Рекомендую, написано неплохо. У Гиляровского начало "Моих скитаний", есть описания староверских скитов, в которых он якобы побывал в детстве. Кстати, замечательные воспоминания художника Петрова-Водкина, родившегося в Хвалынске, Саратовская губ., где было полно староверов. Не знаю, была ли эта книжка в сети. Там полно рассказов про соседей-староверов, кстати, именно в их домах художник впервые познакомился с образцами древнерусского искусства, о чем он сам в книге говорит. Даже в описании быта никониан чувствуется определенное влияние староверов. Книга эта - 1-я часть воспоминаний, детство, наз-ся "Хлыновск". А у Мельникова-Печерского, помимо всего прочего, есть рассказ "Гриша", не знаю, правда, насколько он известен. Вот все, что сразу вспомнил. Ищите в сети, кому интересно, сами. А я, может, еще чего вспомню..

Jora: Косолапый, много читаете, хорошо. Братие, а кто и когда написал кощунственную трилогию "Черный конь", "Рыжий конь" и ещё - забыл?! С одним никоном дискутировал, так он искренне думал, что у нас так всё и есть. А в етой трилогии свёкор невестку принудил к ...

Алексей Рябцев: Jora пишет: Там ещё есть: когда 7 мужиков расспрашивают попа, он рассказывает, что есть деревни почти сплошь староверские, никонинанским попам материально тяжело там. "Потом, статья... раскольники... Не грешен, не живился я С раскольников ничем. По счастью, нужды не было: В моем приходе числится Живущих в православии Две трети прихожан. А есть такие волости, Где сплошь почти раскольники, Так тут как быть попу? Все в мире переменчиво, Прейдет и самый мир... Законы, прежде строгие К раскольникам, смягчилися, А с ними и поповскому Доходу мат пришел."

савин: Jora пишет: кощунственную трилогию Алексей Черкасов. "Хмель"- первая книга 1934-1937, 1951-1966г. Jora пишет: он искренне думал, что у нас так всё и есть Так многие думают!

Константин Беляев: ГИМН БОРОДЕ М. В. Ломоносов Не роскошной я Венере, Не уродливой Химере В имнах жертву воздаю: Я похвальну песнь пою Волосам, от всех почтенным, По груди распространенным, Что под старость наших лет Уважают наш совет. Борода предорогая! Жаль, что ты не крещена И что тела часть срамная Тем тебе предпочтена. Попечительна природа О блаженстве смертных рода Несравненной красотой Окружает бородой Путь, которым в мир приходим И наш первой взор возводим. Не явится борода, Не открыты ворота. Борода предорогая!.. и т. д. Борода в казне доходы Умножает по вся годы: Керженцам любезной брат С радостью двойной оклад В сбор за оную приносит И с поклоном низким просит В вечный пропустить покой Безголовым с бородой. Борода предорогая!.. и т. д. Не напрасно он дерзает, Верно свой прибыток знает: Лишь разгладит он усы, Смертной не боясь грозы, Скачут в пламень суеверы; Сколько с Оби и Печеры После них богатств домой Достает он бородой. Борода предорогая!.. и т. д. О коль в свете ты блаженна, Борода, глазам замена! Люди обще говорят И по правде то твердят: Дураки, врали,проказы Были бы без ней безглазы, Им в глаза плевал бы всяк; Ею цел и здрав их зрак. Борода предорогая!.. и т. д. Если правда, что планеты Нашему подобны светы, Конче в оных мудрецы И всех пуще там жрецы Уверяют бородою, Что нас нет здесь головою. Скажет кто: мы вправды тут, В струбе там того сожгут. Борода предорогая!.. и т. д. Если кто невзрачен телом Или в разуме незрелом; Если в скудости рожден Либо чином не почтен, Будет взрачен и рассуден, Знатен чином и не скуден Для великой бороды: Таковы ее плоды! Борода предорогая!.. и т. д. О прикраса золотая, О прикраса даровая, Мать дородства и умов, Мать достатков и чинов, Корень действий невозможных, О завеса мнений ложных! Чем могу тебя почтить, Чем заслуги заплатить? Борода предорогая!.. и т. д. Через многие расчосы Заплету тебя я в косы, И всю хитрость покажу, По всем модам наряжу. Через разные затеи Завивать хочу тупеи: Дайте ленты, кошельки И крупичатой муки. Борода предорогая!.. и т. д. Ах, куда с добром деваться? Все уборы не вместятся: Для их многого числа Борода не доросла. Я крестьянам подражаю И как пашню удобряю. Борода, теперь прости, В жирной влажности расти. Борода предорогая! Жаль, что ты не крещена И что тела часть срамная Тем тебе предпочтена. Между концом 1756 и февралем 1757

Косолапый: Jora пишет: Косолапый, много читаете, хорошо. век живи - век учись Кстати, еще вот вспомнил двух советских писателей. Борис Шергин, много писал про поморов-корабельщиков, ну и попутно есть ряд упоминаний о староверах. Вот на вскидку, что нашел: Вера в ложке Ушаков и товарищи пришли в Сумский посад. Был праздник и сумляне пригласили их к столу. Маркелов подкормщик говорит: - Какой страх - со всеми есть и пить, а не знаем, кто какой веры! У меня и ложки с собой нет. Маркел говорит: - Какой страх людей обижать! В ложку ты свою веру собрал. Маркел Ушаков - старовер, корабельный мастер, реальная личность, а Шергин собрал и обработал множество рассказов о нем. У Шергина же еще есть "Запечатленная слава", там в т. ч. про Выг написано. Еще короткий пересказ "Прения живота со смертью" и много чего другого интересного. Другой писатель - Личутин, написал "Великий раскол", "Скитальцы", тоже про поморов-староверов. Вот еще Некрасов, из поэмы "Дедушка": Скоро дадут им свободу, — Внуку старик замечал. — Только и нужно народу. Чудо я, Саша, видал: Горсточку русских сослали В страшную глушь, за раскол. Волю да землю им дали; Год незаметно прошел — Едут туда комиссары, Глядь — уж деревня стоит, Риги, сараи, амбары! В кузнице молот стучит, Мельницу выстроят скоро. Уж запаслись мужики Зверем из темного бора, Рыбой из вольной реки. Вновь через год побывали, Новое чудо нашли: Жители хлеб собирали С прежде бесплодной земли. Дома одни лишь ребята Да здоровенные псы, Гуси кричат, поросята Тычут в корыто носы... X Так постепенно в полвека Вырос огромный посад — Воля и труд человека Дивные дивы творят! Всё принялось, раздобрело! Сколько там, Саша, свиней, Перед селением бело На полверсты от гусей; Как там возделаны нивы, Как там обильны стада! Высокорослы, красивы Жители, бодры всегда, Видно — ведется копейка! Бабу там холит мужик: В праздник на ней душегрейка Из соболей воротник! XI Дети до возраста в неге, Конь хоть сейчас на завод, В кованой, прочной телеге Сотню пудов увезет... Сыты там кони-то, сыты, Каждый там сыто живет, Тесом там избы-то крыты, Ну уж зато и парод! Взросшие в нравах суровых, Сами творят они суд, Рекрутов ставят здоровых, Трезво и честно живут, Подати платят до срока, Только ты им не мешай. — «Где ж та деревня?» — Далеко, Имя ей «Тарбагатай», Страшная глушь, за Байкалом... Так-то, голубчик ты мой, Ты еще в возрасте малом, Вспомнишь, как будешь большой...

Лесной житель: Лев Сергеевич Овалов "ПОМНИ ОБО МНЕ" повесть Повесть "Помни обо мне" повествует о похождениях комсомольца Юры, который пытается вырвать свою любимую девушку Таню из лап "староверов-сектантов", именующих себя ИСТИННО ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРИСТИАНЕ СТРАНСТВУЮЩИЕ. "Слабовольная несознательная комсомолка" Таня, пережив личную драму, попадает под влияние подпольной законспирированной организации православных христиан сохраняющих чины и уставы древней дораскольной церковной старины, категорически не признающих советскую власть. Таня уничтожает свои документы, принимает истинное крещение и уходит в странствие, непрерывно переезжая из одного места в другое. Она проходит начальное христианское образование под руководством старших иноков существующих в глубокой конспирации. Действие разворачивается в Москве, Ярославле, в маленьких городках Западной Сибири и в глухой тайге, где "сектанты" создают тайное поселение, монастырь и религиозную школу. Упорный Юра в итоге находит Таню в таёжном скиту, и буквально силой уводит от бегунов-странников "одуревшую от непрерывных молитв, девушку". В итоге повести выясняется, что и за странниками и за Юрой пристально наблюдают недремлющие "органы", которые рано или поздно, собрав "необходимые доказательства", накроют и разоблачат "антисоветское гнездо сектантов", но это накрываниае и разоблачение остается уже за рамками истории. Жестокая правда заключается в том, что почти на всем протяжении советской власти (как впрочем и царской) с 1920х по 1990е годы слуги антихристова царства хватали, мучили и преследовали странствующих христиан не утруждая себя никакими поисками доказательств какой либо вины, а просто по самому факту принадлежности к церкви христовой. Маститый советский литератор, член союза писателей, Лев Сергеевич Овалов специализировался на обличительных произведениях, освещающих "темные" стороны советской действительности. Наиболее знамениты его "Рассказы майора Пронина", которые даже были экранизированы, повествующие о героических буднях милиции. Свое творчество товарищ Овалов строил почти целиком на материалах уголовных дел, к которым он, с позволения соответствующих органов, имел доступ. Удивительно, но реальность и правда жизни, не смотря на все старания автора состряпать образцовый антирелигиозный опус проступают даже через его ядовитые строки. По настоящему реалистичны описания навязчивых сексуальных домогательств, которым подвергалась в своем странствии Таня со стороны незнакомых попутчиков, типичных представителей дебильной советской молодежи - озабоченного солдатика в поезде и хохмачей-колхозников, подвозящих христиан по сельской дороге. Автор явно одобряет напористый здоровый комсомольский флирт, а смущение бедной Тани относит к "сектантской" закомплексованности. В конце повести мы вдруг обнаруживаем, что туповатый Юра, "спасший" девушку во имя своей "великой любви" из "сектантского логова" (чего только стоит сцена срывания с Тани нательного креста), не может предложить любимой никакой другой духовной альтернативы, кроме общественной работы и учебы. Юра даже не уверен, готов ли он связать с Таней свою судьбу. И вот мы понимаем, что на самом деле, достойная жизнь (с поддержкой строгих наставников-иноков и чутких подруг, готовых разделить с девушкой любые трудности) была у Тани именно в братстве странствующих христиан, а не в обществе дурака-Юры, вечно уставшей несчастной матери, похотливых завистливых одноклассниц или запуганного никонианского батюшки. Все персонажи Таниного окружения выглядят по сравнению с христианами ни чем иным, как духовными калеками, как бы не пытался изобличать и чернить христиан наш "писатель". В своем дешевом, явно заказном, атеистическом опусе автор пытается описать в деталях жизнь странствующих христиан, дать как бы общую картину их "прозябания" - в этом, с позволения сказать, описании, перемешаны реальные факты, которые автор набрал из кгб-шных и милицейских архивов, необузданная фантазия и дремучая безграмотность так называемого "советского писателя". Попытки оживить убогую по идее и содержанию повесть бытовыми деталями жизни странствующих христиан превращают текст в бредовый набор несуразностей - безграмотный писака свалил в одну кучу все, что он когда либо слышал или читал на христианскую тему. Например в тексте встречаются такие перлы - страннический наставник ИПХС, которые являются беспоповцами, носит клобук и колпак, его называют "святой отец", целуют его благословляющую руку, молятся христиане стоя всю службу на коленях, дневной круг богослужений читается по Требнику, послушники в скитах изучают "келейные правила", странствующая инокиня допивает какао за мирскими из одного стакана и так далее и нет числа таким несуразностям. Карикатурные типажи повести обрисованы с лихими профессиональными фельетонными прихватами: странствующие христиане - это либо жестокие темные фанатики с неуравновешенной психикой, либо приторно-слащавые старики и старушки себе на уме, либо слабовольные и запуганные жертвы шантажа, либо жуликоватые спекулянты - типы с уголовным прошлым и настоящим. Мы оставляем на суд Божий автора этого литературного мусора, а читателям предлагаем самим оценить дремучий уровень неэтичной лжи в адрес ИПХС, которую выливали на страницах своих заказных писаний персонажи, подобные Льву Овалову. Можно прочитать полностью повесть здесь http://lib.align.ru/book/win/13587.html

Знатнов: Масальский К. П. Черный ящик: Историческая повесть. Илья Фомич весьма удивился, увидев перед собою вечером такою красивого молодца, каков был Карп Силыч. Он видал его в Калуге еще ребенком, но с тех пор китайский идеал красоты вырос и достиг такого совершенства, что Воробьев вовсе его не узнал, тем более что Карп Силыч, по примеру отца держась раскола, носил платье, предписанное указом для раскольников. На нем надет был длиннополый суконный кафтан, весьма низко подпоясанный, с четвероугольником из красного сукна, нашитым на спине. В руках держал он с желтым козырьком картуз, который было предписано носить задом наперед. ... Шубин с Троицкой площади вошел в Большую Дворянскую улицу и вскоре прибыл к дому, где он с приказчиком своим по приезде в Петербург остановился. На другой день рано утром отправился он в гостиный двор за разными покупками и лишь только поравнялся с большим деревянным домом князя Бутурлина, отличавшимся куполом и статуею Бахуса наверху, как толпа мальчишек окружила Шубина. Прыгая и указывая на четвероугольник из красного сукна, который был нашит у него на кафтане, они хохотали и кричали: «У! У! Туз бубновый идет! Туз бубновый!» — Отстаньте, бесенята! — проворчал сердито Карп Силыч. Мальчишки пуще захохотали. — Молчи, желтый картуз! — закричал один из них, который был постарше. — Смотрите-ка, ребята! На картузе у него желтый козырь. Туз-то, видно, козырный. Вишь, он каким козырем идет! Карп Силыч вышел из терпения и, схватив с земли попавшуюся ему палку, побежал за насмешником. Вся толпа вмиг рассыпалась в разные стороны, однако ж издали продолжала воспевать хором: «Туз бубновый! Туз козырный! Что, взял!»

Косолапый: Вспомнил, у Достоевского в "Преступлении и наказании" подозреваемый в убийстве старухи маляр, оговоривший себя, принадлежал к какому-то мифическому согласию "раскола", которое считало необходимым какое-то там страдание ради какого-то там искупления. Короче, Достоевский, видать, приписал свои заветные мысли "раскольничкам".

Жох: Лесной житель пишет: Мы оставляем на суд Божий автора этого литературного мусора, а читателям предлагаем самим оценить дремучий уровень неэтичной лжи в адрес ИПХС, которую выливали на страницах своих заказных писаний персонажи, подобные Льву Овалову. А вот еще и классик повествований о раскольниках Мельников-Печерский здорово описал "странников" в рассказе "Гриша". Вкратце мальчик-божий одуванчик Гриша все пытался самое пресамое, истинное преистенное благочестие сыскать. Все согласия ему были не достаточно круты. И нашелся, наконец, "странствующий" старец, просветивший парня, научил как отсечь свою волю. Под конец же оба адепта истинно-православия свистнули у благодетельницы купчихи-старообрядки весь капиталец: освободили от антихристова жала. Блестяще!

Константин Беляев: Други! Ин зе Москоу ю маст бай зыз гуд бук: В. В.Боченков " П. И. Мельников (Андрей Печерский): Мировозрение, творчество, старообрядчество." МАРГАРИТ. Ржев. 2008. 348 стр. Джаст бай зиз бук и будет вам хэппи и сатисфекшн и не надо будет эту ветку читать, потому как антология всего, что связано со старообрядчеством ин раша литерача фром 18 ту 19 века - всё там есть и по полочкам расписано!!!! Простите мне мой аглицкий...

Косолапый: Жентельмен, ай синк ит из нот гуд айдиа бекоз ин зис бук ви кэнт файнд сач интерестинг мастерпис оф литрича эз Л. С. Овалов. "Ремембер эбаут ми"

Константин Беляев: Косолапый райт: зис бук ви кэнт файнд сач интерестинг Ай си зэт эгейн, мей би и проч.! Бекоз я рид онли эбаут зиз тема. Анд, зиз бук точно подходит!

Косолапый: Константин Беляев пишет: Анд, зиз бук точно подходит! Дас ист фантастишь.

Лесной житель: Мр. Косолапий Вот из ёр апиньйон эбаут Овалофф бук? Обвиозли итрестинг, изнт ит?

Iwанн: ОСАДА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ Во Москвы-то было во царстве, Во прекрасном государстве, Перебор-то был боярам, Пересмотр-от был воеводам. Из бояр, бояр выбирали, Воеводу-ту поставляли, Воеводу-ту непростого, Его роду же непростого, Из бояр князь Салтыкова. Вопрос говорит-то государь-царь наш, Алексей-сударь свет Михайлович: «Уж ты гой еси, воевода! Я пошлю тебя, воевода, Ко монастырю святому, Ко игумену честному: Стару веру-ту порушите, Стары книги истребите, На огни вы вси сожгите». Воспроговорит воевода: «Уж ты гой еси, государь-царь наш, Волексей ты, сударь Михайлович! Как нельзя-то думой подумать На свято ведь на это место, На прекрасною кенорию, Що на светов-то преподобных Соловецких ведь чудотворцев». Воспроговорит осударь-царь наш, Алексей-от сударь Михайлович: «Уж ты гой еси, воевода! Прикажу я тебе казнити, Руки, ноги же отпилити, Буйну голову отрубити». Воевода-та испугалсе, Сам слезами же обливалсе: «Уж ты гой еси, государь-царь наш, Алексей же сударь Михайлович! Погоди ты меня пилити, Уж мне дай речь говорити. Мне-ка дай же ты силы много, Мне стрельцов, борцов, солдатов». Що садилсе-то воевода, Недалек он, свет, отъехал. Он расплакалсе, сам раздумалсе: «Хошь я смерть-ту — я приму же!» Он раздумалсе воевода – Во пути будто разнемогсе, Он назад скоро воротилсе. На то место-то накупалсе Из бояр, бояр князь Пешерской; Що садилсе-то воевода Он во лёгоньки стружочки; Потянули-то ветры буйны С полудённую сторонку, Уносило-то воеводу Ко монастырю святому, Ко игумену честному, Как ко светам-то преподобным, Соловецким же чудотворцам. Как стрелял, стрелял воевода Во соборну-то божью церковь, Уронил-то тут воевода Богородицу со престола. Вси монахи-ти испугались, По стенам-то вси побросались, В одну келью-то собирались, В одно слово-то говорили. Говорил-то всё игумен: «Вы не бойтесь-ко, мои дети, Не страшитесь-ко этой страсти! Мы по-старому ведь отслужим — С Христом в царстве с им пребудем». По грехам было сучинилось, По тяжким грехам сотворилось: Захотел-то ведь деревяга В святом озера он купатьсе, По веревкам через стену-ту опускатьсе; Ище пал этот грешник Он на сыру-то землю, Он сломил свою праву руку, Извихнул свою леву ногу. Тут пришел к ёму воевода: «Ты скажи-ко нам сущу правду: Ище порохом-то ли доволён монастырь, Ище пушками-то доволен ли, Ище крепостью-то крепок ли, Да людьми-то ведь он людён ли?» Говорил-то тут деревяга: «Он ведь крепостью-ту крепок, Он людьми тольки не людён. Попадите й вы, зайдите Дровяным-то в стену окошком. Как зашел-то воевода, Рассказал как деревяга; Он зачал тут, воевода, Стару веру-ту порушил взял, Стары книги-ти божьи изорвал всё, На огни-ти он прижигал их; Всих монахов прирубили, В сине море-то пометали, Над игуменом наругались: Речист язык у его отрежут; Через ночь было тако чудо - Он ведь сделался весь здравой; Они взели его убили - Как небесно царство купили. Во ту пору-ту, во то время, В саму в ту ведь в тёмну ночку Ище к нашему царю жо К Олёксею-то свет Михайловичу, Как приходят к ёму два старца, Как хотят-то его убити, Руки, ноги да отпилити; Говорят ёму таки речи: «Уж ты гой еси, государь-царь, Олексей ты сударь Михайлович! Не разорей-ко ты старой веры». Посылат-то ведь царь же скоро, Он гонцов-то скоро, солдатов: «Старой веры не разоряйте, Вы ведь книг-то не разрушайте, На огни-то не разжигайте, Вы монахов-то не рубите». Ище стретили воеводу В славном городе во Вологды. Воевода-то разболелсе, Он в худой-то боли скончалсе. Государь-от, государь наш царь, Олексей свет сударь Михайлович, За воеводой собиралсе, Жисть своёй жизнью скончалсе. Понесли его в божью церковь, Потекло у ёго из ушей-то, Потекла у ёго всяка гавря (гной) Ище уши-ти затыкали Всё хлопчатой белой бумагой.

Ъ: Косолапый пишет: Короче, Достоевский, видать, приписал свои заветные мысли "раскольничкам". Во многом вы правы. Взять хотя бы его заветную мысль: кто от родной земли отказался, тот и от Бога своего отказался. Эти слова князь Мышкин услышал от купца-старообрядца. В несколько раз переиздававшейся монографии Юрия Селезнева о Достоевском (из серии ЖЗЛ) говорится о том, что Федор Михайлович живо интересовался расколом, старообрядчеством, в его библиотеке были книги на эту тему.

САП: http://www.drevlepravoslavie.forum24.ru/?1-3-120-00000066-000-0-0-1202136306 http://www.drevlepravoslavie.forum24.ru/?1-3-120-00000067-000-0-0-1204914310 http://www.drevlepravoslavie.forum24.ru/?1-3-120-00000065-000-0-0-1202155716 В глухое лесное село Заволжья учитель привёз фонограф и в праздник в школе стал показывать его мужикам. Когда со стола, из маленького деревянного ящика, человечий голос запел знакомую всем песню, мужики встали, грозно нахмурясь, а старик, уважаемый всем селом, крикнул: — Заткни его, так твою мать! Учитель остановил аппарат, тогда мужики, осмотрев ящик и цилиндр, решили: — Сжечь дьяволову игрушку! Но учитель предусмотрительно запасся двумя валиками церковных песнопений. Он с трудом уговорил мужиков послушать ещё, и вот ящик громко запел "Херувимскую". Это изумило слушателей до ужаса, старик же надел шапку и ушёл, толкая всех, как слепой; за ним, как стадо за пастухом, молча ушли и мужики. — Старик этот, — строго рассказывал Бугров, глядя в лицо мне прищуренными глазами, — придя домой, сказал своим: "Ну, кончено. Собирайте меня, умереть хочу". Надел смертную рубаху, лёг под образа и на восьмой день помер — уморил себя голодом. А село с той поры обзавелось бесшабашными какими-то людьми. Орут, не понять — что, о конце мира, антихристе, о чорте в ящике. Многие — пьянствовать начали. "Н. А. Бугров" М.Горький. http://www.maximgorkiy.narod.ru/bugrow_n_a.htm

Ъ: — Ох, милой, милой! Человек бы успокоился, кабы с ним один андел был. А то ведь у нас по праву руку андел-хранитель, а по леву бес-искуситель. Было, было испытаньев мне отпущено. Не оставил господь в праздности. В колхозе робила — все одна на поле, все понапраслина как стена меж мной и людями. Все Соломида всех портит. А начальство, то опять невзлюбило за то, что в христово воскресенье не роблю. Два раза в лагеря на отсидку гоняли. Я говорю: «Дайте мне хоть в три раза больше заданье — сделаю. Только не заставляйте христово воскресенье топтать». Ну, господь не оставил меня. Я и там, за проволокой, божьим словом спасалась. Как развод, бывало, на работу в воскресенье, мне прямо уж объявляют: «Староверка, в карьцер!» За то, что я и там не робила по вос-кресным дням. Попервости в погреб этот впихнут — зуб на зуб не попадат. Руки коченеют. О, думаешь, хоть бы щепиночку какую дали, я бы и то обогрелась. А потом раздумаю: а слово-то божье мне зачем дадено? Помолюсь, раскалю себя молит-вой, вспомню про праведника Аббакума, как его в яме-то, в подземелье гноили да холодами пытали, голой сидел, мне и теплее станет. Словом, словом божьим обогревалась". отрывок из рассказа Фёдора Абрамова "Из колена Аввакумова". Наверняка, и в других его произведениях встречается упоминание жизни и быта староверов. Сам писатель происходил из этой среды. у Василия Шукшина в "Калине красной" Егор Прокудин спрашивает сначала у своей "заочницы", Любы: "У тебя что, родители кержаки?", а потом у её отца: "Старой веры придерживаетесь?" Но это упоминание вскользь, скорее в ироничном, уничижительном смысле. В таком же ключе упоминаются кержаки в рассказе "Охота жить". Но по свидетельству близкого друга Шукшина Георгия Буркова, Василий Макарович в последние годы был переполнен романом о протопопе Аввакуме, но не успел осуществить свой замысел.

Игорь_Яров: Ъ пишет: отрывок из рассказа Фёдора Абрамова "Из колена Аввакумова". Наверняка, и в других его произведениях встречается упоминание жизни и быта староверов. Сам писатель происходил из этой среды. Совершенно верно! Происходил писатель из села Веркола, что на Пинеге реке, где до революции половина жителей была филипповцами. "Две зимы и три лета", цикл "Пряслины": – Но-но, – загоготал он добродушно и в то же время мучительно, со слезами на глазах подавляя свое самолюбие, – не удивляйся. Нужна и на Подрезова узда. А то нашего брата не попридержи – что получится? А за подсказку тебе спасибо. Не будь у меня этого козыря, с какой бы мне карты ходить? А тут, когда ты сказал мне, что Мошкин неграмотный, я еще раз прочитал эту молитву. И знаешь, что удумал? – Подрезов победно взглянул на Лукашина, потом на Анфису. – А то, что это вообще не старовер писал. Непонятно? Ну этого понять нельзя. Для этого самому в староверах побывать надо. Вот что. А я был. Из староверской семьи вышел. И не знаю, как другие староверы, а наши староверы из-за этих самых божьих храмов разоряться не станут – это я тебе точно говорю. Староверам на эти храмы, которые якобы разоряет Советская власть, начхать, поскольку у них дело дальше молельни не идет. Вот я этими самыми божьими храмами и срезал Дорохова. Ведь это же, говорю, нас на смех поднимут… В общем, уломал. Ему-то, Дорохову, правда, не очень хотелось расставаться с таким дельцем. Ну да я тоже не лыком шит. Сообразил, каким оно боком может мне выйти. Нда, сказал Подрезов и весело, по-товарищески подмигнул Лукашину, – выдал я тебе свои секреты… А живете вы неважно, прямо скажем. – Он кивнул на пустой стол, затем указал глазами на реку. – По этой водичке, между прочим, не только лес плавает, а и рыбка. Дошло?

Ъ: У Есенина дед был старообрядческим начетчиком. Один из сборников стихов поэта носит название "Исусъ".

Ъ: Поэт и бард Александр Городницкий: Молитва Аввакума Боже, помоги, сильный, Боже, помоги, правый, Пастырям своим ссыльным, Алчущим твоей правды. Стужа свирепей к ночи, Тьмы на берега пали. Выела вьюга очи - Ино побредем дале. Боже, помоги, крепкий, Боже, помоги, святый. Глохнут подо льдом реки. Ужасом сердца сжаты. Плоть мою недуг точит, Грудь мою тоска давит, Нет уже в ногах мочи - Ино побредем дале. Господи, твой мир вечен - Сбереги от соблазна; Льстивые манят речи, Царская манит ласка: "Много ли в цепях чести? Покаянье беда ли? Три перста сложи вместе!" - Ино побредем дале. Впору наложить руки. Воют за плечом черти. Долго ли сии муки? Аж до самыя смерти. Жизнь, моя душа, где ты? Дышишь ли ты, жива ли? Голос мой услышь с ветром! Ино побредем дале. Тлеет ли свеча в храме, Ангел ли в ночи трубит, В мёрзлой ли гниём яме, В чёрном ли горим срубе, Душу упокой, Боже, - Долго мы тебя ждали. Век наш на земле прожит Ино побредем дале. Душу упокой, Боже! Долго мы тебя ждали. Век наш на земле прожит. Ино побредем дале. Соловки. Осуждаем вас монахи, осуждаем, Не воюйте вы, монахи с государем, Государь у нас помазанник божий, Никогда он быть неправым не может. Не губите вы обитель, монахи, В броневые не рядитесь рубахи, На чело не надвигайте шеломы, Крестным знаменьем укроем чело мы. Соловки не велика крепостица, Вам молиться, пока, да поститься, Бить поклоны Богородице, Деве, Что ж кричите вы в железе и гневе. Не суда ли там плывут, не сюда ли не воюйте вы монахи с государем, На Заутрени постойте последней, Отслужить вам не придется Обедни. Ветром южным паруса задышали, Рати дружные блестят бердышами, Бою выучены царские люди, Никому из вас пощады не будет. Плаха алым залита и поката, Море белое красно от заката, Шелка алого рубаха оката, И рукав ее по локоть закатан. Враз подымется топор, враз ударит, Не воюйте вы, монахи, с государем. Это песни, их можно найти в сети.

Ъ: Варлам Шаламов АВВАКУМ В ПУСТОЗЕРСКЕ Не в бревнах, а в ребрах Церковь моя. В усмешке недоброй Лицо бытия. Сложеньем двуперстным Поднялся мой крест, Горя в Пустозерске, Блистая окрест. Я всюду прославлен, Везде заклеймен, Легендою давней В сердцах утвержден. Сердит и безумен Я был, говорят, Страдал-де и умер За старый обряд. Нелепостей этот Людской приговор: В нем истины нету И слышен укор. Ведь суть не в обрядах, Не в этом — вражда. Для Божьего взгляда Обряд — ерунда. Нам рушили веру В дела старины, Без чести, без меры, Без всякой вины. Что в детстве любили, Что славили мы, Внезапно разбили Служители тьмы. В святительском платье, В больших клобуках, С холодным распятьем В холодных руках Нас гнали на плаху, Тащили в тюрьму, Покорствуя страху В душе своему. Наш спор — не духовный О возрасте книг. Наш спор — не церковный О пользе вериг. Наш спор — о свободе, О праве дышать, О воле Господней Вязать и решать. Целитель душевный Карал телеса. От происков гневных Мы скрылись в леса. Ломая запреты, Бросали слова По целому свету Из львиного рва. Мы звали к возмездью За эти грехи. И с Господом вместе Мы пели стихи. Сурового Бога Гремели слова: Страдания много, Но церковь — жива. И аз, непокорный, Читая Псалтырь, В Андроньевский черный Пришел монастырь. Я был еще молод И все перенес: Побои, и голод, И светский допрос. Там ангел крылами От стражи закрыл И хлебом со щами Меня накормил. Я, подвиг приемля, Шагнул за порог, В Даурскую землю Ушел на восток. На синем Амуре Молебен служил, Бураны и бури Едва пережил. Мне выжгли морозом Клеймо на щеке, Мне вырвали ноздри На горной реке. Но к Богу дорога Извечно одна: По дальним острогам Проходит она. И вытерпеть Бога Пронзительный взор Немногие могут С Иисусовых пор. Настасья, Настасья, Терпи и не плачь: Не всякое счастье В одеже удач. Не слушай соблазна, Что бьется в груди, От казни до казни Спокойно иди. Бреди по дороге, Не бойся змеи, Которая ноги Кусает твои. Она не из рая Сюда приползла: Из адова края Посланница зла. Здесь птичьего пенья Никто не слыхал, Здесь учат терпенью И мудрости скал. Я — узник темничный: Четырнадцать лет Я знал лишь брусничный Единственный цвет. Но то не нелепость, Не сон бытия, Душевная крепость И воля моя. Закованным шагом Ведут далеко, Но иго мне — благо И бремя легко. Серебряной пылью Мой след занесен, На огненных крыльях Я в небо внесен. Сквозь голод и холод, Сквозь горе и страх Я к Богу, как голубь, Поднялся с костра. Тебе обещаю, Далекая Русь, Врагам не прощая, Я с неба вернусь. Пускай я осмеян И предан костру, Пусть прах мой развеян На горном ветру. Нет участи слаще, Желанней конца, Чем пепел, стучащий В людские сердца. В настоящем гробу Я воскрес бы от счастья, Но неволить судьбу Не имею я власти.

Жех: Ъ пишет: Варлам Шаламов АВВАКУМ В ПУСТОЗЕРСКЕ По-моему, показывает,что писатели ети не понимали староверия!

Ъ: Жех пишет: По-моему показывает,что писатели ети не понимали староверия!!!!!! Во многом Вы правы. Для большинства из них Аввакум, конечно, духовная глыба, протопоп-богатырь, но не священномученик и исповедник. Для них он большой писатель, первый русский диссидент, но главное нет понимания, что это Святой.

Знатнов: Трактир Егорова — старозаветный, единственный в своем роде. Содержатель, старообрядец, запретил в нем курить табак: — Чтобы нечистым зельем не пахло. Нижний зал трактира «Низок» — с огромной печью. Здесь посетителям, прямо с шестка, подавались блины, которые у всех на виду беспрерывно пеклись с утра до вечера. Толстые, румяные, с разными начинками — «Егоровские блины». В этом зале гости сидели в шубах и наскоро ели блины, холодную белужину или осетрину с хреном и красным уксусом. В зале второго этажа для "чистой" публики, с расписными стенами, с бассейном для стерлядей, объедались селянками и разными рыбными блюдами богачи — любители русского стола, — блины в счет не шли. В. Гиляровский. Москва и москвичи.

alexa: Партизан пишет: Алексеев Сергей Трофимович. "Скорбящая вдова": http://www.modernlib.ru/books/alekseev_sergey_trofimovich/skorbyaschaya_vdova/ Очень хорошая книга. Сергей Трофимович в меру своего понимания объяснил главную причину, почему Романову был нужен Раскол. Романовы – как к ним ни относись – выскочки. Прозападно ориентированный боярский род. Не имевший связи с Великорусскими традициями. Романовы устроили Cмуту. Устранили рюриковичей-царей. Чтобы удержаться у власти и основать династию, решили уничтожить старые Великорусские боярские рода. И выбрали подходящий повод: введение неприемлемых обрядов в Церкви. Которые старые рода принять категорически не могли и обрекли себя на изгнание из власти. Так царь Алексей Михайлович окружил себя преданными дворянами «из грязи – в князи». Поставив их на место рюриковичей.

Константин Беляев: Парадокс и одна из гримас Раскола: новообрядцы «свято» чтут языковые ошибки, проникшие в богослужебные тексты после никоно-алексеевской «правки», сохраняя их вплоть до самых последних изданий церковных книг. В связи с этим, преодолевая комплекс Раскола и довлеющие стереотипы времен синодального цезарепапизма, должны быть принять меры к немедленной ликвидации из наших богослужебных текстов, по крайней мере, таких очевидных грубых ошибок, как «жертву водою попалил еси», «крестообразныма Моисеовыма рукама», «свет во откровение языков» и т.п. Солженицын А.И. «Третьему Собору Зарубежной Русской Церкви»

alexa: Знатнов пишет: Тема «Русские писатели о старообрядчестве» Други, неужто ещё не были упомянуты творения В.В. Личутина? У него целый цикл исторических романов о древлеправославных. Я в начале 90-х в "Роман-газете" читал. Сейчас есть отдельными книгами в продаже. История Раскола для начинающих... Очень убедительно и доходчиво. Владимир Владимирович Личутин, роман «Раскол»: «Раскололась русская земля, и протянулась по ней, по её сердцу незарастающая рана». Ещё у Личутина есть дилогия: «Скитальцы» и «Долгий отдых».

Константин Беляев: Виталий Гриханов. Три Перста. Три перста – начало Нынешних времён, Голые причалы, Похоронный звон, Государства руки По краям креста, А начало муки – Эти три перста. Пришлые, чужие, Чтобы свет гасить, Тот что с Византии, С Киевской Руси. Тонкая диверсия – Взорван дух, не плоть. Было двоеперстие, А теперь щепоть, А теперь – пустыня Не из пустяка: Сбросила святыню Правая рука. Так на поле брани В гуле канонад Оставляет знамя Дрогнувший отряд. Скептики ощерят Иронично рты: - Экая потеря, Пальчики-персты! Будут эрудиты Диспутом хлестать: - Что ещё за дикость, Что за три перста? Разве этим можно Погубить народ? Но волной острожной Время подойдёт, Подойдёт, наступит, Как за полднем, ночь. Будем воду в ступе Нехотя толочь. Будем ныть и думать, Вглядываясь в мрак, Отчего угрюмо? Отчего всё так: Голод среди ниву, Жажда при воде. Нет альтернативы Подлецам нигде, Отчего разруха, Отчего давно Нет святого духа, Хоть церквей полно? Это, дорогие, Оттого, что мы Преклонили выи Перед князем тьмы. Оттого всё это, Оттого нам гроб, Что мы чёрной метой Окрестили лоб; Оттого и звоны Погребенья нам, Что во время оно Приняли обман, Никонову прихоть, А не Божий дар – Оттого и лихо, Голод и пожар. Суховей клубится, Гул стоит от драк – Сбросила десница Благодати знак.

Савл: Брат Костя! Эта тема "Русские писатели о старообрядчестве". Будь скромнее, хотя я понимаю твои честолюбивые страстишки, а тем паче услышать восторженные отзывы, но..... увы, на мой взгляд твое произведение это галимый декаданс или как пишут подростки в чатах кг/ам, унылое гавно!

Константин Беляев: Константин Беляев *** Россия, пожравшая Русь, подавилась Красной испариной изошла Малаксой трёхкратно благословилась И в восемнадцатом отошла. Струи кровавые весело били, Алые банты и кокаин! Выжгли всё то, что так крепко любили. Перебесились. Теперь - карантин. Те, кто стравил наших дедов, поныне Травлей своей будоражат умы. Смерть за всеобщим весёлым уныньем. Новорождённым готовы гробы. Солнце затянуто дымкой табашной. Все мониторы поют об одном: Как распрекрасно огромной затяжкой Выкурить этот прекрасный Содом. Как улыбаться подчёткнуто криво, Как никого никогда не любить, Как воровать непотдельно красиво, И Родине как за всё это служить. 2009 г.

Савл: Братан Костя! Памфлет не твой жанр. Пиши о том, что любишь и знаешь. Ну, там про охоту или собачек. В представленной твоей последней нетленке, крайне хромает форма, размер, ритм....... предпоследний куплет совсем плох, думаю что такой вариант туда лучше подойдет Как улыбаться подчёркнуто криво, Как благочестие изображать, Как изменять упованья игриво, Водкой на шее с крестом торговать

Oleg23: Вот Константин, лучше об охоте.

Константин Беляев: Автор - я. Опресноки *** Опресноки дали всходы, И страшная жатва близка. И ладожские теплоходы - Стробоскопие бегляка. 13.07.2009

Савл: Опресноки дали всходы Нет уж лакомства милей И поэт, раб этой моды Купил крекер для детей Братан, Костик, каждая твоя строчка заставляет задуматься о собственном нравственном падении. Неповторимые метафоры поражают глубиной мысли. Вот сижу и стараюсь постигнуть, что же скрыл поэт за фразой - "стробоскопие бегляка"

Oleg23: Теперь Гаврила - не Гаврила Гаврила имя поменял

Савл: Теперь Гаврила Константина От стробоскопия бегляк... Стробоскопие бегляка Как сабвуферство низняка Замикшованный наверняка Батлом хип-хопника

Константин Беляев: Стеклянная пуля (белогвардейцам) Стеклянная пуля барона вдогон у виска пропоёт И спавшую дикую волю из тыльного плена вернёт. Тогда ещё будут догадки по нёбу немому летать, И главное Слово так дико и правильно будет звучать. Но солнце за чертополохом горит и горит навсегда И бой озаряет, и вдохом и выдохом правда полна. И сутолоку плебеев, от Ревеля и до Курил Спешит его пуля рассеять и подвиг воззвать из могил. И плачут казаки, увидев наследника в царском седле, И шашки качнулись, и ветер качает чубы на челе. Раскинется бой и на небо тропой ледяной поведёт Того, кто в Крещении умер, кто больше уже не умрёт. Есть время, покуда не точен, не выправлен боем клинок, Отказаться от многоточий и недомолвок впрок. 09. 12. 2008

Савл: Костя, солнце ясное! Ей, Богу, умоляю перестань. Ну иди ты ради всего святого на какие нибудь стихи.ру, там самовлюбленных графоманов каждый второй. Будешь там публиковать, тебя там буду хвалить, все счастливы. Пойми твоя проблема в том, что ты хочешь не быть а слыть поэтом.

Кукушка: Нестароверы писатели про старую веру. С сайта РПсЦ.

Евгения: Интересный рассказ Лескова о староверах, русских немцах, разной религиозности

Евгений Иванов: Евгения пишет: Интересный рассказ Лескова о староверах, русских немцах, разной религиозности Лесков пишет раскольник, напротив, простоты не любит,- его казуистический ум не может довольствоваться простотою: он недаром одел своего Христа в золотую одежду византийских императоров; он недаром усадил Его, «не имевшего, где головы приклонить», на золоченое тронное кресло, обставил Его «предстоящими и припадающими». Словом, он на иконе изобразил целый этикет и назвал это испорченным китайским словом «чинок». И чем больше на этом «чинке» изображено придворных, т.е. «предстоящих и припадающих», тем это раскольнику достолюбезнее, но зато и хлопотливее, ибо богопочитатель этот «всякой звезде воздает свою славу». И он часто до того увлекается звездами, что за ними забывает о Солнце. Немцам такая набожность совсем несвойственна и непонятна Не немцам, а лютерам. Есть немцы католики. Главу в земной жизни Исусу преклонить не было, а по Вознесению сел он одесную Отца, вот о том икона.

alexa: "…знаменитое раскольничье кладбище. Допетровская Русь! Хоронили ихнего архиепископа. И вот представьте себе: гроб — дубовая колода, как в древности, золотая парча будто кованая, лик усопшего закрыт белым «воздухом», шитым крупной черной вязью — красота и ужас. А у гроба диаконы с рипидами и трикириями... …Так вот: диаконы — да какие! Пересвет и Ослябя! И на двух крылосах два хора, тоже все Пересветы: высокие, могучие, в длинных черных кафтанах, поют, перекликаясь, — то один хор, то другой, и все в унисон, и не по нотам, а по «крюкам». А могила была внутри выложена блестящими кипарисовыми ветвями…" И.А. Бунин. «Чистый понедельник». http://sheba.spb.ru/libra/bunin-chist.htm

alexa: Н.С.Лесков. «Запечатленный ангел». (1873) слова старообрядца: «Теперь уже того достигают, что Христа Спаса жидовином пишут… но только уже мы богам чуждым не поклонимся и жидово лицо за Спасов лик не примем, а изображения эти за студодейное невежество почитаем и отвращаемся от него, поелику есть отчее предание» ftp://91.204.57.69/part0/_Общие/_.../zapecheatlenni_angel.htm

Агния: alexa пишет: Други, неужто ещё не были упомянуты творения В.В. Личутина? Купила Личутина купившись на красивую обложку в старорусском стиле, и , помучавшись-помучавшись , выбросила. Не читабельно оказалось, язык псевдостарорусский, вымороченный.

Georgiy: Знатнов пишет: Лескова и Мельникова-Печерского, пожалуй, приводить не стоит, слишком известны. Но у Мельникова-Печерского(в Белые голуби) есть интересное высказывание; Странное явление представляет наше духовенство того времени: гоняясь за двуперстием, как за страшной, от бога отводящей ересью, оно держало под своим крылышком секты изуверные. Мало того, сами духовные лица увлекались в эти секты, за что иногда и расплачивались головами, как, например, иеромонахи Высокопетровского московского монастыря Филарет и Тихон.. Но духовенство оказалось деятельным и строгим лишь в отношении поповщины(старообрядцев), секты самой близкой к церкви, не хотевшей только зависимости своих попов от православных архиереев. Чем более удалялась от православного учения какая-либо религиозная секта, тем большею снисходительностью она пользовалась. Хлысты и скопцы, как усердно исполняющие обряды православной церкви, как щедрые прихожане, украшавшие церкви иконостасами и колоколами и платившие священникам за требы большими суммами, считались усердными сынами православия. и духовные власти и священники никогда не представляли вероучения их противным христианству В духовенстве, особенно из высших лиц, они постоянно находили защиту. Хлыстовщина и даже скопчество процветали в самих монастырях. В разных местах России священники и иеромонахи уклонялись в хлыстовщину, иные даже скопились(глава 14)....Да и сам Император Александр Павлович смотрел на скопческую ересь, как на заблуждение жалкое, но не опасное.. А вот хоть и не писатель(Леонид Севастьянов ,директор Фонда св. Григория Богослова, помощник председателя ОВЦС) ,но тоже любопытно;В этом смысле старообрядчество, не основывавшее своей веры на Благодатном огне и прочих спецэффектах, всегда было той внутренней церковной силой, которое отрезвляло российское общество. Я и сейчас надеюсь на староверов, что их пусть и ослабший голос отрезвит россиян, засвидетельствовав, что Христос – не в огне, не в отголосках язычества, а в Евангелии, в Евхаристии, в любви и искусстве. https://diak-kuraev.livejournal.com/2009249.html

alexa: Агния пишет: Личутин... Не читабельно оказалось, язык псевдостарорусский, вымороченный Странно. Я читал лет в 15, мне нормально читалось. А до выхода произведения отдельной книгой "Раскол" печатали в журнале "Роман-Газета". Это году в 1992-93-м. Так за каждым номером "Роман-Газеты" очередь на месяцы верёд в библиотеке была. Как-то простой гражданский нестарообрядческий народ образца начала 90-х спокойно воспринимал "псевдорусский" стиль Личутина В.В. Странно, что у современных староверов какие-то трудности тут возникли.



полная версия страницы